Когда он к ним отправлялся, у него было двадцать фартуков. Если это был обычный по размеру торговый дом, то они, скорее всего, купили больше, чем им было нужно. Мильтон, должно быть, заговорил им зубы, и это показывало, насколько искусным он был торговцем. Так что на новой сделке Мильтон с Флер не проиграют.
– Значит, в следующий раз, когда мы пойдем продавать одежду, которую накупим, то даже в худшем случае, даже если ты будешь на грани отчаяния, мы все-таки не останемся в убытке?
Мильтон погладил рукой подбородок. По сравнению с тем, что было неделю назад, его подбородок выглядел более… сухим, что ли. Возможно, это из-за щетины.
– В общем, да. И знаешь…
– Хмм?
Он поднял глаза. Под крышей что-то пискнуло – должно быть, мышь.
– Знаешь, я ведь действительно был на грани отчаяния. Впредь мне хотелось бы этого избегать.
Он не поворачивался к Флер, а разглядывал копошащуюся мышь. Что он хотел сказать? Размышляя об этом, Флер пыталась сохранять спокойствие… ей не хотелось, чтобы Мильтон угадал, о чем она думает. Он имел в виду смену работы на что-то менее требовательное или же просто сравнивал себя с мышью?
– Кроме того, есть еще кое-кто, о ком мы должны думать.
– Э?
Этот звук вырвался у Флер от удивления. Ора предупреждал, что, когда она не знает, что ответить, следует молчать и размышлять над услышанным; но сейчас она просто не удержалась. Но подобное очень легко вырывается, когда кто-то намеренно меняет тему. Улыбка Мильтона выдала, что он смеется над Флер, но, когда он продолжил, стало ясно, что не только над ней.
– Мои заимодавцы.
– Заимодавцы?
Флер не стала спрашивать, что означает это слово; она была с ним знакома даже слишком близко.
– Да. Те, кто обнаружили мои способности. Но они довольно-таки неприятно со мной поступают – заставляют брать у них в долг деньги на жизнь. С одной стороны, мне повезло, с другой – я не очень-то им признателен.
Флер быстро поняла, что значит эта маленькая загадка. Губы Мильтона изогнулись в улыбку, какую можно увидеть на лице бесстрашного наемника.
– К работе следует относиться всерьез, но работать только днем. Ночь нам дана для отдыха. Эту истину дал нам сам Господь, а что мы делаем? Мы трудимся день и ночь напролет – даже в праздники. И этому нет конца. Лишь тот, кто заключает сделку с демоном, способен на такое.
Это было весьма известное высказывание, и Флер знала, чем оно кончается.
– И имя этого демона – ростовщичество.
Должно быть, Мильтон взял в долг громадные деньги и до сих пор их выплачивал. Конечно, жадность торговца есть жадность торговца; заимодавцы Мильтона, должно быть, назначили ему короткий срок выплаты и высокую лихву.
Муж Флер каждый день брал деньги в долг, чтобы покрывать убытки, пока однажды с ним не отказались иметь дело все, кроме ростовщиков. Они потребовали семикратного возврата долга через полгода.
Мильтону необходимо было получить как можно большую прибыль, чтобы расплатиться с долгами, сдавливающими его шею хуже любого ошейника.
Флер взглянула на Мильтона по-новому. Ее удивляло, что он сохранил спокойствие, произнеся то известное изречение. Его мужественные и честные глаза давали понять, что он собирается расплатиться и что все будет хорошо. И что, если ему придется защищать Флер, он и это сделает.
Она понятия не имела, что следует говорить в такой ситуации. Мильтон, так отчаянно старавшийся избавиться от долгов, увязал в них опять и опять.
– Но что если…
Она застряла на полуфразе; Мильтон ласково опустил глаза и знаком пригласил ее продолжить.
– Что если?..
– Что если бы я тоже попросила тебя вернуть деньги с лихвой? Что бы ты стал делать?
Даже те, кто не занимались торговлей, знают, что деньги – это власть. Флер, хоть и лишилась поместья, не встретила трагическую судьбу, и не только потому, что рядом с нею были Ора и Бельтра. Она ради мести крала деньги из кошеля мужа.
Мильтон мог зарабатывать больше, чем она, но если говорить только о деньгах, превосходство было на ее стороне.
Мильтон поднял глаза и медленно ответил:
– Я знал, что ты добрая, еще с первой нашей встречи.
– …
Флер изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но тщетно. Лицо выдало ее, и то, что она опустила глаза, совершенно не помогло. Но ей хотелось смотреть на что-то другое. Она откашлялась и сказала:
– Н-но люди всегда меняются, когда речь идет о прибыли. Ты это знаешь.
Это она выучила у Оры, и лишь эти слова она сейчас смогла произнести. Когда она попыталась найти какие-то свои собственные слова, на ум не пришло ничего, кроме ее чувств к Мильтону.
– Конечно, меняются. Но все равно можно видеть их истинную натуру. И еще… – он улыбнулся. – Ты никогда не потребуешь лихву. В этом я уверен – даже если бы ты сейчас была в своем шарфе.
Похоже, он не воспринимал ее всерьез как торговца – только как дочь аристократического рода. В обычной ситуации Флер была бы в ярости, но сейчас в ее сердце царил сумбур. Ей хотелось плакать, и в то же время она чувствовала, что счастлива. И она сдалась.
– Я… не буду просить лихву. Но доход делим пополам. Об этом мы уже договорились.
И, чтобы хоть как-то сохранить лицо, добавила: