Волчица

Началось общее движение; кавалеры и дамы спешили занять места за столом, несколько забывая обычную французскую учтивость. Они тесно уселись вокруг стола, и каждый взял в руки свою колоду, то есть все тринадцать карт, какой-нибудь масти, на одну или несколько из них он мог ставить что хотел. Монтарба предложил снять карты красивой герцогине, сидевшей по его правую сторону, и попросил кого-нибудь сесть на другом конце стола, чтобы помогать ему в ведении игры и исполнять обязанности крупье.

Вскоре игра была в полном разгаре. Монтарба бросал карты направо и налево с такою любезностью, отчетливостью и быстротой соображения, которую не могли не оценить даже играющие, в числе которых находились некоторые из самых сильных игроков двора. Банк – игра по преимуществу азартная и, не вдаваясь в подробности, мы в нескольких словах очертим ее основания:

Сдающий, или банкомет, держа колоду в руках, кладет карты последовательно, по одной, направо и налево, причем правая сторона принадлежит ему, а левая остальным играющим.

Играющие ставят какой угодно куш – в объявленных заранее пределах – на одну или несколько карт своей колоды и выигрывают на каждую соответствующую по числу очков карту банкомета, упавшую налево, точно также как проигрывают, если соответствующая карта упадет направо. Выигрывающий может по желанию удваивать свой куш несколько раз подряд, а благодаря подобным «пароли», как это называется, если счастье благоприятствует ему, выигрыш в семь, пятнадцать, тринадцать, даже шестьдесят раз больше своей первоначальной ставки. Очевидно, что в такую игру огромные суммы переходят в несколько секунд из рук в руки и в один вечер составляются и проигрываются целые состояния.

Король, поставив приличия ради сто луи и выиграв их, спокойно удалился из кружка играющих и ушел спать; но королева, проигрывая уже тысячу, не могла заставить себя последовать его примеру, а продолжала ставить карту за картой, в надежде отыграться, надежде, которой никогда не могут противостоять игроки, хотя давно имели случай познать ее тщетность…

– Как она хороша! – думал граф Арнольд, несмотря на возбуждение игры, находивший время любоваться ею; с откинутыми назад волосами, раскрасневшимися щеками, плотно сжатыми губами и этим холодным, острым блеском глаз! Сколько решимости! Сколько серьезности! И какое сходство с Волчицей!

Банк сильно выигрывал. Игроки с затаенным дыханием наклонялись над столом, со смятыми, изогнутыми картами в дрожащих руках; зрители, составлявшие шумные пари за их спиной, бесцеремонно ложились на плечи и головы сидящих, даже дам, слишком занятых перипетиями игры, чтобы жаловаться или протестовать; намалеванные лица бледнели еще мертвеннее рядом с покрывавшими их румянами; ямки на свежих щечках застывали в холодную, неподвижную улыбку; одна из знатных дам, не стесняясь, громко молилась Богородице о ниспослании ей счастья; а глаза одной молоденькой маркизы даже наполнились слезами!

Черт видимо справлял в этот день свою тризну, и сквозь шум и гам его потехи, его ревностные служители не забывали, пользуясь общей сумятицей, служить дому своего господина, то много выражающим взглядом, то пожатием затянутой в перчатку ручки, то страстным шепотом в нежное, маленькое ушко, которое не стало бы, не должно было, не смело бы слушать, если б не такая толпа!

Но вот в игре графа де Артуа, которому сильно не везло, произошла счастливая перемена. Он поставил сто луи, последние, которыми мог располагать в этот вечер, на одну из младших карт своей колоды и выиграл! „Пароли!" – воскликнул он, загибая угол той же карты, с уверенным видом человека, которому удалось схватить фортуну за колесо. Счастье снова благоприятствовало ему, и он, как истинный игрок, поставил все или ничего на следующую карту в игре. Присутствующее утверждали впоследствии, что щеки банкомета побелели и губы дрогнули, но рука его, по крайней мере, сохранила твердость, потому что из всех игроков, с лихорадочным вниманием следящих за его пальцами, только двое заметили движение, которым он, казалось, заменил выходящую карту – следующей.

– Стойте! – закричал де Артуа, пронзительным от волнения голосом, – вы мошенничаете, милостивый государь! Господа, игра нечистая! И он обвел присутствующих глазами, горящими как у дикого зверя…

Монтарба, крепко сжав карты в руке, прямо посмотрел ему в лицо.

– В присутствии ее величества, я отказываюсь входить в препирательство с ее родственником, – сказал он. – Но я считаю всех здесь присутствующих ответственными за это позорное обвинение.

– Ответственным, меня! Да я видел своими глазами, – воскликнул один из молодых людей, выдвигаясь из толпы, стоявшей за спиной де Артуа. – Я повторяю слова монсеньора, вы смошенничали; вы обыграли всех нас наверняка!

В порыве негодования, если неискреннего, то чрезвычайно хорошо разыгранного, Монтарба швырнул карты с такою силою, что половина их рассыпалась по полу, так что нельзя было ни сосчитать, ни проверить их. Потом, твердый и спокойный, он обернулся к своему новому противнику, маскируя свой гнев насмешливой улыбкой.