Волчица

Охваченная неудержимой паникой, толпа приливала и отливала с такою силой, что даже вожаки ее были снесены общим течением, как кусок пробки волной. Хотя Монтарба и боролся против потока с твердостью и стойкостью, поразительными в таком тонком и грациозном |теле, он не мог устоять против него и был буквально вынесен на соседнюю улицу, посреди десятков двух рыбных торговок. Одна из них, обезумевшая от вина и ярости, обняла руками его шею и стала целовать в губы. Это гнусное объятие спасло ему жизнь, так как в этом самый момент один из отступавших солдат дал выстрел по толпе и пуля попала женщине в висок, обрызгав ее кровью и мозгом кружевной галстук молодого графа… Толпа надвигалась со всех сторон с такой силой, что Монтарба не мог высвободиться из объятий убитой в его руках женщины. Он видел, как глаза ее закатились и потускнели, слышал последнюю, предсмертную хрипоту в ее горле, чувствовал как ее руки в предсмертных судорогах, сжали его шею. Он готов был лишиться чувств от ужаса отвращения, а окружающая теснота еще крепче сжимала их в этом ужасном объятии…

– Ага! Этой попало! – воскликнула другая такая же ведьма, с отвратительным смехом, заглядывая через плечо мертвой женщины.

– Поддержи лучше меня, аристократик! Я все ж пара получше, чем она. Брось ее, право! Ведь ей уж не плясать больше карманьолу!..

Столь же быстро и Леони была развенчана и смешана с самыми последними из ее недавних почитателей. Она довольно неохотно приняла участие в этом движении, как бы предчувствуя его печальный исход. Она старалась убедить Головореза и якобинцев, что плод еще не созрел, что нужно дождаться общего, единодушного восстания всей столицы, а не подвергать революционеров опасности быть разбитыми по частям. Доводы брата не могли подействовать на Волчицу, но она поддалась, наконец, убеждениям Монтарба и согласилась явиться рядом с ним в качестве предводительницы затевавшейся демонстрации и олицетворения мифологического гения свободы. Торговки, высоко ценившие ее неустрашимость, шумно одобрили ее решение, умоляя Леони принять начальство над всем их корпусом амазонок, и добровольно выделили из своей среды отряд телохранительниц, которые, по общему примеру других лишенных подготовки, импровизированных войск, рассеялись как дым при первом приближении опасности. Напрасно Леони искала их глазами, когда колесница ее разломалась вдребезги под ее ногами, и она очутилась среди мечущейся, волнующейся, задыхающейся толпы, жавшейся друг к другу как обезумившее от страху стадо баранов, не замечая, в своем слепом стремлении укрыться от опасности, кого или что она топтала и давила под ногами.

Народ, употребляя его собственное характерное выражение «сошел на улицы», вследствие агитации, сопровождавшей выборы третьего сословия в Генеральные Штаты, известные с этих пор под именем Национального Собрания. Борцы свободы решили не допускать посредством запугивания, а в случае надобности и открытой силы, избрания кандидатов, способных противиться их целям, и решили протестовать (физической силой) против выбора почтенных торговцев, способных оказывать влияние, как благодаря уважению, которым они пользовались лично, так и числу людей, которым они давали работу. Кандидатов этих осмеивали, оскорбляли всякими способами, им угрожали, даже смертью; изображение одного из них сожгли перед дверьми его собственного дома. И вот, чтобы поддержать народной демонстрацией подобные злоупотребления, Монтарба убедил Леони принять вместе с ним участие в руководстве движением, которое должно было привести к таким печальным результатам.

Как предводителям, так и многим из массы, было известно, что барон де Безанваль, начальник королевской гвардии, был опытный ветеран, испытанной храбрости, человек решительный, который не остановится перед крутыми мерами и не побоится ответственности. Он не выведет войска свои из казарм для того только, чтобы обменяться остротами с парижанами, и если даст приказание стрелять, так, наверное, велит и целиться.