Она отдернула руку и указала ему на дверь так решительно, в то время как сама готова была уже упасть в его объятия и выплакать на его груди свое горе.
– Горячая была сцена! – подумал Монтарба, торопливо сбегая с лестницы и восхищаясь собственной ловкостью. – Однако я не давал маху и перевес все время был на моей стороне.
Глава двадцатая
Робкий, перепуганный заяц, выскакивающий из своей норки при звуке охотничьего рога, не может казаться более растерянным, более беззащитным и смущенным, чем Розина, когда она, по зову Леони, вышла из своей засады и остановилась посредине комнаты, из которой только что вышел Монтарба.
Прижавшись, по приказанию своей подруги, к стене, за кроватью, Розина по неволе присутствовала при только что разыгравшейся бурной сцене, в величайшем страхе, чтобы какое-нибудь невольное движение или вздох не выдали ее присутствия человеку, которого она больше всего боялась на свете, и опасаясь в то же время, как бы разгневанная соперница не вздумала выместить на ней того предпочтения, которое все еще оказывал своей хорошенькой арендаторше ее бывший помещик. Жутко было служить таким образом предметом преследований графа и ревности Волчицы; но с другой стороны, как то, так и другое не лишено было своего рода торжества.
– Выходи, Розина, – проговорила Леони, смеясь и плача, смахивая слезы со своих длинных ресниц. – Выходи из своей засады и скажи мне, отчего я не убью тебя здесь, сейчас же на месте?
– Меня убить! – повторила Розина, трепеща внутренне, но храбро и твердо смотря в глаза Волчице, точно ожидая от нее каждую минуту смертельного удара. – За что? Я не сделала ничего дурного. И я знаю, что ты сама не захотела бы нанести мне вред, даже если бы могла.
Леони вынула из-за пазухи длинный, узкий нож, острый с обеих сторон, как кинжал.
– Вот, смотри! – воскликнула она, – одного движения руки было бы достаточно, чтоб уложить тебя на месте.
– И я бы гораздо охотнее согласилась умереть от твоей руки, чем попасть в его руки.
В тоне Розины слышалось столько смирения, столько терпеливого, безропотного страдания, что Волчица, уже потрясенная предыдущими треволнениями, была невольно тронута. Решительным движением руки, она отбросила нож в противоположный конец комнаты.
– Ты мужественная, благородная девушка, – сказала она. – Нет, я не причиню тебе вреда! Не для того я спрятала тебя за кроватью и дала возможность присутствовать, при той комедии, которую мы с Монтарба разыграли сейчас для твоего удовольствия. Скажи правду, моя милая, как ты нашла нашу игру?
– Я нашла, что оба актера стали очень серьезны, после того как один из них сошел со сцены, – откровенно отвечала Розина.
Только перед самым зарождением любви и тотчас по ее кончине намек на нее считается за оскорбление. Леони покраснела, но не от стыда.
– И ты думаешь, что он узнал меня?
В глубине души Розина была, может быть, и другого мнения, но помня народную пословицу, гласящую, что не всегда можно безнаказанно говорить правду, она отвечала уклончиво.
– Я думаю, что он был бы очень разочарован, если бы нашел кого-нибудь другого на вашем месте. Меня, например или тетушку Буфлон!
Волчица весело засмеялась. Точно камень свалился с ее сердца. Как же легко склонны мы верить тому, чего желаем!
– Я думаю, у него пропадет теперь охота разыгрывать такие шутки, – сказала она. – Я, не стесняясь, высказала ему все, что думала, и это будет ему полезно. Никогда, Розина, не давай мужчинам брать над тобою верх. Это – истина, которую каждая женщина должна бы выучивать вместе с азбукой. Мужчина, как огонь, хороший слуга и дурной господин; и потом… потом… ты не знаешь, как тяжело любить больше, чем тебя любят!.. Однако мы болтаем вздор, точно маленькие дети; а мне пора бы быть благоразумнее. Я не для одного твоего удовольствия разыграла эту комедию. Когда я прибежала сюда наверх и нашла тебя спящей так крепко, так невозмутимо, как ребенок, я была тронута и сказала себе: я освобожу из силков эту маленькую пташку и выпущу ее на свободу. Оттого я и велела тебе спрятаться, когда мы услышали голос графа в лавке. Нам недолго пришлось его ждать. Верно, тетушка Буфлон сказала ему, что я здесь.
– Вероятно.
– Уже темнеет, Розина. Тетушка пила водку, когда я оставила ее внизу. Мне не трудно будет отвлечь ее внимание, пока ты проберешься на улицу. Ты пойдешь, конечно, прямо домой?
– Да, конечно, – отвечала Розина. – Пьер будет ждать меня у дверей, и удивляться, куда я пропала.
Леони задумалась. А что, если Пьер убит в уличной схватке или арестован войсками? Если он, таким образом, будет не в состоянии взять на свое попечение свою будущую жену (и Леони с ужасом вспомнила выражение его лица в последнюю минуту), будет ли благоразумно тогда оставить молодую девушку беззащитную на улицах Парижа, в то время как граф рыщет по ним, разыскивая ее? Несмотря на уверения своего возлюбленного, Леони сильно сомневалась в его верности и равно опасалась, как отпустить свою соперницу домой, так и оставить ее здесь.