Волчицы из Машкуля

— Не успеет Мадам уехать, как сразу же правительство узнает о том, что она покинула наши края, и тут же начнутся гонения, и тем яростнее они обрушатся на нас, чем скорее мы распишемся в своем собственном бессилии. Господа, вы богаты и еще сможете спастись бегством: вас поджидают корабли, стоящие на якорях в устье Луары и Шаранты. Ваше отечество почти повсюду, но мы, бедные крестьяне, словно козы, привязаны к земле, что кормит нас, и скорее выберем смерть, чем разлуку с родиной.

— И как ты поступишь, мой храбрый Уллье?

— Господин Малыш Пьер, мое решение таково, — ответил вандеец, — когда вино откупорено, надо его пить. Раз мы взяли в руки оружие, надо драться и не терять время на подсчеты, сколько нас будет под ружьем.

— Так будем драться! — с подъемом воскликнул Малыш Пьер. — Глас народа, глас Божий! Я верю словам Жана Уллье.

— Будем драться! — повторил маркиз.

— Будем драться! — сказал Луи Рено.

— Хорошо, а на какой день, — спросил Малыш Пьер, — мы назначим наше выступление?

— Но, — заметил Гаспар, — разве не было принято решение выступить двадцать четвертого?

— Да, но эти господа сообщили об отмене приказа.

— Какие господа?

— Господа из Парижа.

— Не предупредив вас? — воскликнул маркиз. — Известно ли вам, что на войне расстреливают за меньший проступок?

— Я простил их, — произнес Малыш Пьер, простирая руку. — Впрочем, эти господа никогда не служили в армии.

— О! Отмена выступления — огромное несчастье! — произнес вполголоса Гаспар. — И если бы я знал…

— И что же? — спросил Малыш Пьер.

— Возможно, я не пришел бы к тому же мнению, что и крестьянин.

— Ба! — произнес Малыш Пьер. — Мой дорогой Гаспар, вы же слышали: если вино откупорено, надо его пить! Так выпьем его весело, господа! Возможно, такое же вино пил Бомануар во время битвы Тридцати. Маркиз де Суде, постарайтесь найти перо, чернила и бумагу в доме, где ваш будущий зять оказал мне гостеприимство.

Маркиз поспешил выполнить просьбу Малыша Пьера; однако, прежде чем начать рыться в ящиках комода и шкафа, переворачивая груды платья и белья, он не смог удержаться, чтобы не пожать руку Жана Уллье и не сказать ему:

— Известно ли тебе, храбрый человек, что ты произнес золотые слова и что никогда еще победный звук твоего рога не радовал мое сердце так, как сигнал «По коням!», который ты сейчас нам протрубил?

Найдя письменные принадлежности, маркиз поспешил их отнести Малышу Пьеру.

Малыш Пьер окунул кончик пера в чернила и размашистым твердым почерком написал следующие слова:

«Мой дорогой маршал!

Я решил не уезжать!

Прошу вас прибыть ко мне.

Я остаюсь, приняв во внимание тот факт, что своим приездом поставил под угрозу жизнь многих моих верных сторонников, и я бы проявил малодушие, покинув их при сложившихся обстоятельствах. Кроме того, я не теряю надежды, что, несмотря на злосчастную отмену приказа о выступлении, мы с Божьей помощью одержим победу.

Прощайте, господин маршал, и не подавайте прошение об отставке, так же как я не подал свое.

Малыш Пьер».

— А теперь, — спросил Малыш Пьер, складывая письмо, — на какой день мы назначим выступление?

— На четверг, тридцать первое мая, — предложил маркиз де Суде, рассудив, что самое лучшее — не откладывать дело на долгое время, — если, конечно, эта дата вас устроит.

— Нет, нет, — произнес Гаспар, — простите, господин маркиз, но, по-моему, нам лучше всего подходит ночь с воскресенья на понедельник четвертого июня. В воскресенье после большой мессы крестьяне обычно долго не расходятся по домам с церковной паперти и их командирам не составит труда, не вызывая подозрений, сообщить приказ о начале боевых действий.

— Мой друг, вам настолько хорошо известны местные обычаи, — сказал Малыш Пьер, — что я не могу не считаться с вашим мнением. Согласен на выступление в ночь с третьего на четвертое июня.

И он тут же написал приказ: