Волчицы из Машкуля

Граф де Бонвиль вышел из-за стола с одной стороны, тогда как Мари с другой.

— Черт возьми, мой юный друг! — воскликнул маркиз, проглотив огромный кусок мяса. — Вы ведете себя совсем как женщина, и, если бы я собственными ушами не услышал только что вашего суждения, как я считаю, слишком глубокого для женского ума, у меня бы закралось сомнение относительно вашего пола.

Малыш Пьер улыбнулся.

— Ничего, — сказал он, — господин маркиз, у вас еще будет возможность увидеть меня в бою, когда мы встретимся с солдатами Филиппа, и вы измените превратное мнение, сложившееся у вас обо мне на этот час.

— Как! Вы собираетесь воевать вместе с нами? — спросил маркиз, все больше и больше удивляясь.

— Надеюсь, — ответил молодой человек.

— А я, — произнес вернувшийся в комнату Бонвиль, возвращая Малышу Пьеру ключик, полученный от него, — готов поклясться, что вы всегда будете его видеть рядом со мной.

— Буду очень рад, мой юный друг, — сказал маркиз. — Но я не вижу здесь ничего удивительного. Храбрость дается человеку Богом независимо от его пола. Я сам видел во время войны, как одна дама из окружения господина Шаретта отважно выстрелила из пистолета.

В это время вошла Мари: в одной руке она держала чайник, а в другой — тарелку с двумя яйцами, сваренными всмятку.

— Благодарю вас, прелестное дитя, — сказал Малыш Пьер учтивым тоном и с такими покровительственными нотками, что маркизу де Суде на память пришли знатные сеньоры старого двора, — и тысяча извинений за то, что я причинил вам столько хлопот.

— Вы недавно упомянули об его величестве короле Людовике Восемнадцатом, — сказал маркиз де Суде, — и его кулинарных вкусах. В самом деле, я не раз слышал, что он любил особые деликатесы.

— Да, это правда, — сказал Малыш Пьер, — у этого славного короля была ни с чем не сравнимая манера наслаждаться мясом овсянок и отбивных котлет.

— Но, мне кажется, — произнес маркиз де Суде, вгрызаясь зубами в отбивную и одним махом откусывая всю ее середину, — разве можно вкушать отбивную как-то по-другому…

— И именно так, как это делаете вы, господин маркиз? — спросил с улыбкой Бонвиль.

— Ну да, черт возьми! Что до овсянок, то, если Берта или Мари затеивают игру в войну и в качестве трофея приносят мне не овсянок, а жаворонков и славок, я беру их прямо за клюв и, посыпав тонким слоем перца и соли, целиком отправляю в рот и откусываю им клюв на уровне глаз. Я вам скажу, вот это вкусно! Только, чтобы получить удовольствие, надо съесть две или три дюжины в один раз.

Малыш Пьер не смог сдержаться от смеха: ему вспомнился рассказ про одного солдата швейцарской гвардии, поспорившего, что он съест за обедом целого шестинедельного теленка.

— Я ошибся, когда сказал, что король Людовик Восемнадцатый как-то по-особому ел овсянок и отбивные котлеты. Было бы точнее сказать, что у его поваров был особый способ приготовления пищи.

— Черт возьми! — заметил маркиз де Суде. — Мне всегда казалось, что овсянок жарят на вертеле, а отбивные на решетке.

— Да, это так, — произнес Малыш Пьер, заметно повеселевший от своих воспоминаний, — но его величество Людовик Восемнадцатый несколько изменил способ их приготовления. Шеф-повар Тюильри закладывал отбивную, которой, по его словам, выпадала честь быть съеденной самим королем, между двумя другими отбивными так, что находившаяся в середине жарилась в их соку. Так же он поступал с овсянками: те, что подавались королю, зашивались внутрь дрозда, а тот, в свою очередь, помещался внутрь вальдшнепа. По окончании жарки вальдшнепа есть было нельзя, тогда как дрозд был отлично приготовлен, а от мяса овсянки оторваться было просто невозможно.

— Молодой человек, — произнес маркиз де Суде, откинувшись на спинку стула и взглянув на Малыша Пьера с крайним изумлением, — можно сказать, что вы были свидетелем того, как славный король Людовик Восемнадцатый совершал подвиги в области гастрономии.

— Да, это я в самом деле видел, — ответил Малыш Пьер.

— Так у вас была должность при дворе? — спросил сквозь смех маркиз.

— Я был пажом, — ответил Малыш Пьер.

— Ах, вот в чем дело! Теперь мне все понятно, — заметил маркиз. — Черт возьми, следует признать, что для своих лет вы много повидали.

— Да, — со вздохом ответил Малыш Пьер, — даже слишком много!

Девушки с глубокой симпатией посмотрели на юношу.

В самом деле, приглядевшись повнимательнее к его лицу, казавшемуся на первый взгляд таким юным, можно было сделать вывод, что время уже успело оставить на нем свой след и пережитые испытания отметили его своей печатью.

Маркиз дважды или трижды пытался оживить беседу за столом, однако Малыш Пьер, погрузившись в свои мысли, казалось, не собирался больше принимать участия в разговоре и, если и слышал рассуждения маркиза о белом и красном мясе, о разнице в соках дичи и домашней птицы, то хранил упорное молчание либо потому, что он придерживался его мнения, либо не желал вступать в ненужный, на его взгляд, спор.