Волчок

Волюбилис. Камни в гнездах выжженной травы, сухой звон цикад, крики птиц. Плавный, невероятно плавный склон горы, льющей пространство в долины, сплошь распаханные, дышащие сытным теплом. Часть полей – цвета свежемолотого кофе, часть – цвета соломы. Эти светлые полосы сразу обретают над душой какую-то непонятную, неизъяснимую власть: то ли позволяют подглядеть что-то из пращуровских времен, не прервавшихся, а потому и тянущих нежно за душу издалека, то ли манят другой жизнью, которая еще не вполне упущена.

Декуманус – главная улица от ворот до ворот, от арки до арки, пунктир полурастаявшего бытия. Буйные капители обезглавленных колонн валяются на земле, под карнизом арки и в лохмах травы – осиные гнезда: маленькие города победителей. Они по цвету и даже по форме напоминают обтесанный воздухом песчаник. Горы обнимают остатки Волюбилиса огромной мягкой волной, точно круг, расходящийся от брошенного (во всех смыслах) камня.

Самое странное – здешнее движение воздуха. Мы встали в проеме арки, замыкавшей декуманус. Сильный добрый вздох снизу, из долин. И тут же, одновременно, горячий ветер сверху, от дальних ворот. Похоже, здешние боги живы, только одичали без людей и продолжают бродить среди коз, камней, ос и кузнечиков. Они забыли латынь и переговариваются только по-птичьи.

Последний день в Марокко. По улицам на грузовиках, фургонах и тележках везут баранов, которым осталось жить менее суток. И хотя вокруг каждого барана собирается целая семья марокканцев, оказывающих ему мелкие знаки внимания, видно, что бараны все понимают.

Вечером на остатние деньги мы покупаем блюда, рубахи, фонари, словно цепляемся за последние разноцветные соломинки Марокко. Джинны, изгоняемые из волшебной лампы – в осень, мокрый снег, под серое низкое небо.

15

Снег, украшавший голову по дороге от такси до дому, превратился в росу и исчез. Осторожно вынимая из сумки фесские блюда и чаши, многослойно завернутые в арабские газеты, я разглядывал керамику на фоне заоконного снегопада. Казалось, тайный жар марокканских узоров и снег взаимно улучшают, проясняют природу друг друга.

Когда собираешься в дорогу, вид сумки и чемодана, даже не сложенных, бодрит и веселит. Когда возвращаешься из поездки, сумки и чемоданы следует как можно скорее спрятать.

В издательстве медленно шевелилась обычная жизнь: секретарша несла на подносе в переговорную чайные приборы, отряхивал снег с плеч курьер-пенсионер, по коридору с пачками версток шла, точно сомнамбула, ответственный секретарь Оля, которая вечерами занимается танцами у шеста. Стоило мне сесть за стол в редакции, зазвонил телефон. Напряженно-счастливый голос Альбины Густавовны спросил, могу ли я заглянуть к Олегу Борисовичу. Началось… Телефон Кронида Кафтанова был отключен, а на остальные звонки не оставалось времени. Что происходит?

Альбина Густавовна бесшумно закрыла дверь, оставив нас с Олегом Борисовичем наедине. В кабинете генерального директора холодный свет ламп поливал оранжевые плоды кумквата. Вдруг вспомнилось, что кумкваты выращивал прежний хозяин кабинета, уволенный два года назад. Хотя, похоже, кустик кумквата перемены владельца не заметил.

Олег Борисович вышел из-за огромного стола и пожал мне руку в самом центре кабинета, как бы пресекая мою попытку подойти поближе. Жестом он пригласил меня за другой стол, длинный, окруженный двумя десятками стульев, предназначенный для переговоров. На лице Олега Борисовича держалась скованная улыбка человека близорукого, который улыбается предупредительно, на всякий случай. Изредка гендиректор вспоминал о своей улыбке, и она слегка оживала.

Олег Борисович поинтересовался, не желаю ли я выпить «кофе или чего-нибудь», спросил об отпуске, а потом тоном легким, как лебяжий пух в невесомости, сказал, что особую редакцию он вынужден сократить с особым сожалением. Книг редакция выпускает мало, готовятся они подолгу, траты не поддаются никаким прогнозам. Зная, как ведет дела Олег Борисович, я понимал, что это решение было подготовлено и подстраховано со всех сторон. Если он насмелился покуситься на Кронида Кафтанова – а главная задача, разумеется, была обезопасить себя от интриг Кафтанова, – значит, в течение многих недель, а то и месяцев гендиректор готовился предотвратить все последствия этого шага.

За все время своего руководства Олег Борисович обращался с одним из главных авторов бережно, как с миной неизвестного устройства. И вот сегодня он не просто откладывает подписание контракта, но разом уничтожает весь цех, который готовил «Куранты», лишая Кафтанова самой возможности продолжать сотрудничество.