Волчок (СИ)

От всех этих мыслей голова разболелась еще больше. В груди распирало от обиды и гнева. Мокрый свитер потяжелел и обвис, сдавливая плечи как смирительная рубашка. Шапка потерялась неизвестно где и когда, и волосы превратились в сосульки. Хотелось шмыгнуть носом, но с покрасневшими от мигрени глазами выглядело бы будто он плачет.

— Сев? — окликнул его Эл.

Север прошел между ним и Никодимом, направившись к выходу. Чего теперь разговаривать, если все кончено? С городом. С Марийкой. И с чутьем.

У выхода из арки его встретил кентавр.

— Нашел?

Вид охотника говорил ярче слов. Проходя мимо кентавра, Север легонько коснулся его пушистой спины, благодаря за помощь и вместе с тем прощаясь.

Кентавр немного постоял, глядя ему вслед, и поскакал искать своих.

Глава 57 Ночь прошла

Пересмешники летели домой. Их сложно было назвать стаей, скорее беспорядочным роем. Пернатые людоеды рассредоточились по всему небу, словно рваные мелкие облака, и проносились над головой каждые несколько секунд.

Влад поначалу испугался и по привычке спрятался под раскидистую ель. Но ни одна птица так и не попыталась его оттуда выковырять. Волчок успокоился, осмелел и даже вскарабкался на горку, где привстал сусликом, чтобы увидеть больше неба и пересмешников. Отклонившуюся в боковом кармане чешуйку пришлось прижать локтем, чтобы не терять спасительного контакта со Змеевым даром.

Когда волчок стоял на всех четырех, она сама заваливалась верхней половиной на спину. Он даже почти привык к шепоту, склоняющему его не валять дурака, а пойти и принять дар. Постоянное нудение за ухом становилось незаметным, как бормотание в телевизоре. Правда, на раздражающем канале, который нельзя выключить. Влад не слышал его только во время бега, когда чешуйка перевешивала в сторону. Но долго бежать с тяжелой пластиной на боку не получалось — через пару десятков метров наступала такая усталость, что хоть падай.

К рассвету он успел отойти всего на пару километров от Змееграда. Врана велела держаться близко к озеру, но так, чтобы вода только чуть виднелась за деревьями. Тогда он должен набрести на тоннель, когда-то вырытый в скале для тайного перевоза провизии из города в поселок. Тоннель остался, но дальше дорога стала непригодной для людей и перевозки груза. Зато маленький волчок должен легко пройти.

Маленький волчок испытывал большие сомнения по этому поводу. Он настолько устал, что уже невольно прикидывал, как бы прикопать чешуйку где-нибудь в труднодоступном месте или бросить в озеро. Но каждая идея с утилизацией опасного груза разбивалась о вопрос «А если найдут?». Кто-нибудь в будущем может случайно откопать чешуйку или найти ее на дне озера и умереть страшной нелепой смертью. На чешуйке ведь не накарябаешь инструкцию. Да и когда бы предупреждение вообще кого-то останавливало. Напишешь «Не трогай — убьет», и обязательно облапают — надо же проверить, по правде убьет или просто на слабо берут.

Но это все так, фантазии. Если серьезно, Влад понимал, что не посмеет бросить дело, которое никто кроме него сделать не сможет. А если он не сделает, то подведет сотни людей. Тем более, что он сам в это вписался. «Раз слово дал — держи» — прозвучал в голове голос Деда Мороза из старого мультика. Только там — мальчику Ване нужно было всего лишь спеть. А вот мальчику Владу, который знаком с Навью от силы месяц, нужно переть пешком к черту на рога. Разочаруется ли в нем Дед Мороз, если он объявится через час на пороге города и скажет «Не, ребят, я передумал, мутная какая-то затея»? Как минимум зажмет шоколадку.

Но если еще серьезнее и честнее, хоть Влад и отрицал это, но его подстегивало собственное любопытство. Он всю жизнь будет жалеть если, имея возможность и повод, так и не посмотрит на Змея. Ведь побывать в Нави, мире, который ломает все возможные законы физики и логики самим своим существованием, и не увидеть воочию создание, обронившее такую чешуйку — это все равно, что проехать через всю страну в палеонтологический музей и не посмотреть на тираннозавра.

Эта причина была хоть и нелепой, но самой сильной. Влад и сам не понимал, почему, будучи полнейшим скептиком, так отчаянно тянулся ко всяким чудесам. Но именно этой своей слабости было отказать даже еще труднее, чем совести. А аппетит у этой слабости постоянно рос. Кентавры с русалками ему уже примелькались. И вот он уже и выперся в ночь под открытое небо к пересмешникам.

Горизонт со стороны озера чуть заалел, радуя глаз, привыкший к темноте и серости города, свежим небесным цветом. А когда пересмешники резко отделились от темных туч тысячами светлых животов, у Влада от восторга шерсть на загривке встопорщилась. Долгожданная, живая заря словно обличила зло, и, прогоняя страшную ночь, неспешно поглощала бурое марево над догорающим дворцом.

***