Волчок (СИ)

Север сидел облокотившись локтем на стол и подперев рукой висок. Вместо левый глаз превратился в синяк, ссадины красовались на скулах и челюсти, губа была разбита, у испачканного кафтана надорван рукав и воротник — Гарья поработала на совесть. Север с презрением посмотрел на живую воду и отодвинул кружку, мысленно послав всю княжью семейку вместе со Змеевым даром. Никодим понимающе кивнул.

— Что ж. Найдется другое лекарство.

Он пошел с лампой по кабинету. Мерцающий огонь отразился в стеклах шкафов, высвечивая их содержимое: книги, папки, коробки, ряды красивых бутылок с алкоголем из Яви, белая керамическая статуэтка лося, хрустальный салатник в виде рыбы и пучеглазая красная неваляшка. На стенах, словно восстанавливая авторитет хозяина всего этого хлама, горделиво поблескивали рамки портретов и благодарностей. А затем впечатление снова сбивала золотая, но до жути нелепая статуя сирина в углу. Выпуклые глаза ее хищно сверкали, напоминая о том, что она не только сборник пыли и подставка для шляп, а памятный подарок в честь повышения.

Когда-то Сирин был званием между Анчуткой — младшим охотником, — и Фениксом — профессионалом, ведущим уже опытный и сплочённый отряд на охоту. Сирин же натаскивал новичков, ловя с ними мелкую дичь. Были еще и Лютые, бравшиеся в одиночку ловить самых опасных тварей. Но то ли последние закончились довольно быстро, то ли охотники обнаглели по части вознаграждения, и народ научился сам справляться с лихом, и нужда в Лютых пропала. Сейчас остались следопыты, не имеющие права охотиться в одиночку, сами охотники и командиры, на которых свалили всю остальную работу от тренера до завхоза.

Вся эта работа беспощадно старила. Север отлучился всего на пару месяцев, а у командира уже появились синие мешки под глазами и старческая усталость в осанке и действиях. Удивительно, как он все еще сохранял бодрость духа.

Хотя объяснение последовало тут же. Мужчина достал из шкафа одну из красивых бутылок с медово-желтым содержимым и вернулся к столу. Он окинул побитого ученика усталым сочувствующим взглядом, плеснул из бутылки в два граненых стакана и поставил один Севру.

— Ну, что уши повесил? С твоим везением я бы радовался. Велемеля в туалете закрыл, в Явь без приказа убежал. Прыг-камни зря извел. Не будь ты братом княжны, тебя бы не то что в колесо загнали, а повесили бы уже за стену, как сало для синичек. А ты еще и избил ее, — Никодим невесело усмехнулся. — Невесту Реськину.

Север скептически покосился на командира подбитым глазом. Никодим неловко пошевелил усами и вручил ученику бутылку, чтобы приложить к опухшему глазу.

— С другой стороны, она с твоей помощью наглядно доказала свою верность князю, — сказал он уже заговорщицки-оптимистичным тоном. — Так что считай, ты ее зарекомендовал. За взаимовыручку!

Никодим звякнул своим стаканом о Севкин, стоявший на столе, выпил и утер усы. Взглянув на угрюмое лицо ученика, он помрачнел, опустился на стул и тяжело выдохнул.

— Это я виноват. Надо было тебя с самого начала домой отправить, как я и хотел. А ты упертый черт оказался. И я решил посмотреть, как ты себя покажешь.

Север невольно задержал дыхание. В груди шевельнулся колючий клубок воспоминаний.

Когда он зайцем приехал в охотничий лагерь, его сразу решили отправить в деревню со следующей повозкой. Не годился он в новобранцы по возрасту, сложению и происхождению. Охотниками чаще становились сироты, разбойники, или люди с очень полезным талантом. А Севка на их фоне был как цыпленок, убежавший с птичьего двора в поле к воронью. Однако цыпленок оказался шустрый и упрямый. Север никак не хотел уезжать, убегал и прятался. Никодим решил, что проще дать ему попробовать, а потом, как запросится, отвезти домой.

Начался испытательный срок. Тренировки приносили Севке лишь синяки и усталость, от которой дрожали коленки. Ни учителя, ни товарищи не делали новичку скидку за то, что он был слишком мал и слаб. Другие ученики не упускали возможность поиздеваться над ним. Однако впервые в его жизни обидчики получали наказание, пусть и не за то, что задирали именно его, а за нарушение дисциплины. Одно это уже пустило в Севке росток уверенности. Никодим почему-то тщательнее необходимого следил, чтобы мальчишка был накормлен, чист и одет. Иногда даже подсовывал ему лишнее угощение, привезенное из города. За это соратники невзлюбили Севку еще больше, но научились обставлять все так, чтобы не заработать наказание. Севка стал часто "случайно" падать на ровном месте или портить свои же вещи, а то и мочиться в постель, при этом находясь в другом месте.

Возвращаясь с изнурительных тренировок, он выдерживал поток словесных издевок и подзатыльников, а ночью тихо рыдал под одеялом, скучал по матери и проклинал все на свете. Порой он уже готов был сдаться и попроситься домой. Однако, на полпути к командиру понимал, что тот охотно согласится, мать обрадуется, а у Гарьки и ее друзей будет новый повод поглумиться над ним. Последнего Север допустить не мог. Глотая комок злости, разворачивался и шел обратно в барак.