Волчонок

– Накопление материала.

– Допустим. Но зачем вам понадобилась борьба?

– Вам скучно со мной?

– Да. Я в курсе, что вы много лет посещаете занятия по какой-то вашей национальной борьбе. У вас руки до колен. У вас грудь, как у грузчика. И все равно вы мне не соперник, уж извините за прямоту. Я сделаю вас в любое время и в любом месте. Я – десантник, штурмовик; таких любителей, как вы, я ем на завтрак. Фаг сожри ваши хитрости, профессор! Вы что, нарочно злите меня?!

Нода Мваунгве с удовольствием наблюдал за этой вспышкой. Подметив интерес профессора, Тумидус замолчал. Ему было неловко за приступ гнева. Кулак Тумидуса легонько постукивал о кору молодой гвиалы, красноватую, словно глина. В ритме ударов пробивалось то, что помпилианец не разрешал произнести языку.

– Вот, – кивнул профессор. – Вот и результат. У каждого свои методы, полковник. Я – психиатр со стажем, у меня наработались определенные, как сказал бы грузчик, ухватки. Старый Нода – доминант, альфа-самец. Пациентам рядом со мной комфортно – они чувствуют себя защищенными. Вы – не пациент. Хоть всю желчь из вас выкачай, вы не почувствуете себя пациентом. Таков ваш Лоа, ваша природа, дорогой полковник.

– Что из этого следует? – хмуро спросил Тумидус.

– Если вы не пациент, я вас злю. Раздражаю, заостряю наши отношения. Это дает мне преимущество в разговоре: когда собеседник злится, видны его слабые стороны. Но вы и здесь обошли меня! Вы раздражены всегда. Это ваше обычное состояние. Значит, я опять лишился преимуществ: конфликт двух доминант для вас – естественное состояние. Он не дает мне способов проникнуть в вашу душу.

– А бросок через бедро дает?

– Как ни странно, да. На ковре наш конфликт принимает материальную форму. Ваше тело ломает моё, крутит руки, душит… Я терплю, выигрывая в другом. В момент насилия ваш Лоа открыт для меня больше, чем в иной ситуации. Не знаю, надолго ли меня хватит, полковник. Возраст, травмы. Но если вы не отправите старого Ноду в реанимацию, мы соберем пакет роскошных данных!

Тумидус сел на бордюр фонтана рядом с психиатром:

– Зачем вы мне это рассказываете? Это же нарушит чистоту эксперимента!

– Не нарушит. Уж поверьте мне…

– В следующий раз я отвинчу вам… Проклятье! Профессор, чтоб вы сдохли! Вы нарочно рассказали мне про все это! Теперь я буду думать, правду вы сказали или солгали; буду мучиться вопросом, как выглядит мой дух на борцовском ковре… Очередная стадия эксперимента? Я прав?!

Профессор беззвучно смеялся, перебирая пальцами в воде. Обезьянье лицо Мваунгве превратилось в сплошной ком морщин. Халат распахнулся, открывая могучую грудь, поросшую курчавыми, рано поседевшими волосами. Мелкая мошка нырнула в эти заросли – и забилась, запуталась, не в силах найти выход.

– И что открыл вам мой Лоа в момент насилия? – Тумидус с трудом подавил гнев. Он не в первый раз попадал в ловушки хитреца-психиатра, и всегда злился, как мальчишка. – Надеюсь, он был вежливей своего носителя?

– Вы обеспокоены. Вас что-то мучит, полковник. Родственники?

– Я расстреляю свой Лоа, – Тумидус достал уником, вывел в сферу текстовое сообщение. – Предателей надо расстреливать. Читайте, профессор.

– Вы уверены? Полагаю, это личное…

– Читайте-читайте. Это от моего отца.

– Тут вписан отправитель. Какой-то Инь Чи Пак…

– Это друг отца, акробат. Отец воспользовался его коммуникатором.

«Первая весточка за все время изгнания, – мысленно добавил Тумидус, пока главврач клиники «Пальмовая ветвь» внимательно читал сообщение. – Поговорить не захотел, клоун. Решил написать…»

Он выучил письмо отца наизусть:

«Марка выгнали из училища. Говорят, дисциплина. Я не верю. Валерия плачет. Юлий замкнулся, на контакт не идет. Сына видеть не хочет. Понимаю, что тебе не до того. Мне просто не с кем поделиться. Если что, связывайся с Паком. Запрос на меня могут блокировать. Я – гражданин Помпилии, со всеми вытекающими. Твой Луций.»

– Твой Луций, – вслух повторил Мваунгве. – По-моему, это значит больше всего остального. Если бы ваш отец написал «твой папа», это прозвучало бы… Это вообще не прозвучало бы. Марк – ваш племянник?

– Да.

– Вы виделись после вашей опалы?

– Нет.

– Вы верите, что парня выгнали из-за нарушений дисциплины?

– Нет.

– Родство с вами могло повлиять на его исключение?

– Нет. Я не знаю, за что его выгнали, но не за то, что он – мой племянник.

– Вы в силах ему помочь?

– Нет. Любое мое вмешательство только усугубит ситуацию.

– И ваш отец это прекрасно понимает, – ласково подвел итог Мваунгве. Его вопросы были точны, как скальпель, и беспощадны, как приговор трибунала. – Вряд ли он ждет от вас помощи в судьбе внука. Он растерян, огорчен; он не знает, что делать. Напишите ему несколько общих слов. Поддержите, скажите, что все образуется. Что карьера военного – не единственный путь…

Профессор осекся. Живое, подвижное лицо его выразило самое искреннее сожаление:

– Простите меня, полковник. Я сморозил глупость, обидную для вас. Уверен, ваш сенат еще опомнится. Вам вернут все с лихвой. Статус, чин, награды. Это вопрос времени…

Тумидус остановил его жестом: