Волчонок

– Достаточно. Тебе ясно, боец, зачем я задаю тебе вопросы? Чтобы убедиться: ты понимаешь, о чем идет речь, и сделаешь осознанный выбор. Тебе оказана честь! Военный комиссар округа лично тратит на тебя своё драгоценное время!

– Рад стараться, господин военный комиссар!

– Старайся, боец. А выбор таков: два года срочной во втором эшелоне. Натаскают тебя в учебке на связиста или экскаваторщика, и вперед, в стройкогорту: траншеи рыть. Без «корсета», как на гражданке. Срок оттрубил – свободен. Это первый вариант. Уяснил?

– Так точно.

– Вариант второй: часть вероятного контакта. Полтора года под «корсетом». Там тебе жизнь мёдом не покажется, это я обещаю. Учился на либурнария?

– Так точно.

– Курс «солдатских» инъекций прошел?

– Так точно.

– Значит, учебка по сокращенной программе – и в строй! Рядовым на либурну. Это тебе не в навигаторском кресле сидеть, сенсоры околачивать! Зато через полтора года…

Военком взял паузу. Марк ждал, забыв дышать.

«…через полтора года, – думал военком, меряя шагами кабинет, – у парня будет шанс. Если снова не облажается. Вон, ершистый какой! Перебесится, окажется на хорошем счету – подаст документы на восстановление в училище. Срочная в общую выслугу пойдет…»

Военком был доволен. Парень ему глянулся. В молодости Тит Нумериус Клавдий был таким же: сердитый дурак, борец со вселенской несправедливостью. Что ж, жизнь – бравый командир – макает дураков мордой в грязь. Существуй в мире справедливость, сейчас Клавдий служил бы не примипилом на должности военного комиссара, а консуляр-трибуном или даже вторым консулом…

Мелкие радости, подумал военком. Бренди, свиной шницель, карты по вечерам. Услуги приятелям. Вот что мне осталось: мелкие мужские радости. Клавдий был рад исполнить просьбу старого знакомого, дисциплинар-легата Гракха, при этом не злоупотребив властью и служебным положением.

КОНТРАПУНКТ ГАЙ ОКТАВИАН ТУМИДУС, ИЗМЕННИК РОДИНЫ(семь дней тому назад)

Родина сжимается с каждым днем жизни.

Страна. Город. Улица. Дом.

Мама. Отец. Жена.

Дети. Внуки.

Друзья.

Нужна ли большая родина? Пожалуй, нужна.

Можно ли жить в ней до конца?

Пожалуй, нельзя.

И все равно – пальцы сжимаются в кулак,

Такой, что впору забивать им гвозди.

(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)

Тенты – легкие, перистые облака из древопены – стайкой альбатросов парили над плотом для пикника. Предлагали себя, бросали краешек робкой тени на обнаженное плечо, голень, руку, расслабленно свесившуюся в воду. Внизу, по еле заметной зыби, растаскивая дар теней, словно рыбы – крошки хлеба, бежали дорожки искр. Солнце плюшевым орангутаном висело над побережьем Йала-Маку. Со щедростью богача, осыпающего благодеяниями любимое дитя, оно заливало скалы, песок и море потоками света. Здесь, в курортной полосе, востребованной туристами, было трудно найти безлюдную бухту для отдыха в уединении. Лишь за горбатым, далеко выдвинутым вперед мысом Коринам укрывалась целая россыпь таких бухточек, сдаваемых в аренду почасово – за бешеные, между прочим, деньги.

– Брысь! – стройная брюнетка погрозила тентам кулаком.

Юлия Руф, единственная женщина среди помпилианцев-коллантариев, не боялась солнца. Она вообще мало чего боялась в этой жизни. Особенно после того, как ее, доктора социостратегии, руководителя группы лабораторий имперского значения, дочь Тита Макция Руфа, второго консула на Октуберане, позднее – наместника на Квинтилисе… Сколько ни перечисляй заслуги и титулы, заработанные честным трудом или обретенные по праву рождения, а факт остается фактом. Горькая отрава, холодный душ: Юлию Руф лишили расового статуса.

– Брысь, говорю!

Юлия перевернулась на бок.

– Итак, легат Тумидус, – она потянулась, как кошка, и сладко простонала, нервируя мужчин, – мы здесь. Все, кого вы пригласили для конфиденциальной беседы между небом и водой. Мы вас слушаем.

– Называйте меня полковником, – сказал Гай Октавиан Тумидус.

– Хорошо.

Юлия осталась невозмутимой. Хотя ей до смерти хотелось узнать, почему гордец Тумидус, чей ослиный норов служил темой для анекдотов, попросил ее о таком странном одолжении. Да, попросил, и надо было быть Юлией Руф, чтобы уловить в вечно раздраженном, каркающем голосе Тумидуса оттенок просьбы.

– Значит, полковник. Если следовать этой логике, вы, Лентулл, станете капитаном. Манипулярий – это ведь капитан, я не ошибаюсь?

Белобрысый Лентулл кивнул. Ответить он не мог – только что Лентулл откусил большой кусок от бутерброда с тунцом. Маринад тек обжоре на подбородок и грудь.

– Вы же, Аттиан, из обер-центуриона превратитесь в старшего лейтенанта…

– Так точно! – отрапортовал хмурый не по годам Аттиан.