Вол’джин. Тени Орды

Ялия Мудрый Шепот отошла от ряда монахов и ударила в гонг. Настоятель Тажань Чжу назвал имя первого монаха. Все поклонились, пока не угасло эхо его голоса. Они снова выпрямились, прозвучал гонг, и Тажань Чжу назвал следующее имя.

Вол’джина удивило, что он узнавал имена и с легкостью вызывал лица умерших перед мысленным взором. Но не монахов, отправившихся на бой, а тех, кем они были раньше, во время его восстановления. Один кормил его крепким бульоном. Второй менял повязки. Третий шептал советы во время игры в дзихуи. Он помнил каждого из них при жизни, и это одновременно обострило боль от их утраты и помогло ране зажить чуть быстрее.

Он осознал, что Гаррош, поменяйся они каким-то образом местами, не узнал бы этих пятерых монахов. Он бы их понял. Он бы их оценил и снял бы мерку их боевого мастерства. Их способности воздействовать силой и волей на других. Но они не значили бы для него чего-то особенного – хоть пять, хоть пять тысяч. Его голод по войне не позволял знать солдат – только армии.

«Не таким я желаю стать».

Вот почему, когда Вол’джин бывал дома, на островах Эха, то беседовал с троллями, отличившимися на тренировках. Он не старался запомнить их лица или их имена. Он ценил воинов и хотел, чтобы они об этом знали. Не для того чтобы гордились, что на них обратили внимание, но чтобы самому не думать о них, как о цифрах, которые забрасывают в пасть войны.

Как только прозвучало имя последнего монаха и все выпрямились, Ялия убрала гонг. Она вернулась к собравшимся, и вперед выступил Чэнь. Он взял чашечки – такие крошечные в его лапах – и поставил по одной перед каждой статуей. Затем взял бутылку.

– Мои дары невелики. Мне нечего дать. Я не дал столько, сколько отдали они. Но мои друзья сказали, что от борьбы с зандаларами захочется пить. Этим я намеревался утолить их жажду. Хотя я рад поделиться напитком с вами, эти пятеро должны отпить первыми.

Он налил золотую жидкость поровну в каждую из пяти чашечек, кланяясь после каждой порции. Затем поставил бутылку на стол. Тажань Чжу поклонился ему, затем статуям, и все последовали его примеру.

Старший монах оглядел остальных.

– Наши павшие братья и сестры довольны, что вы выжили. Вы почтили их своими делами и спасением столь многих. То, что это потребовало от вас поступков, которые вы никогда не намеревались совершать, прискорбно, но можно пережить. Задумайтесь, скорбите, молитесь, но знайте, что ваши деяния сохранили баланс для многих, а это, в конце концов, и есть наша цель.

После очередного общего поклона Тажань Чжу подошел к трем чужакам.

– Будьте добры, удостойте меня советом в этих делах.

Настоятель повел их в маленькую комнатку. Там уже развернули на столе несколько карт с подробным изображением Пандарии. В стратегических точках расставили фигуры дзихуи. Вол’джин вопреки всему понадеялся, что обозначенные силы не отражали реальность. Если да, то Пандария пропала.

Однако серьезное выражение лица Тажаня Чжу намекало, что фигуры говорили о чем-то похуже, а значит, первоначальная оценка Вол’джина была слишком оптимистична.

– Должен сознаться, я в тупике, – монах обвел карту лапой. – Вылазки Альянса и Орды не приводили к поголовной резне. Они уравновешивали друг друга, и обе стороны были полезны в борьбе с трудностями.

Тиратан закрыл глаза.

– Как при Сердце Змея.

– Освобождение Ша Сомнения, да, – пандарен спрятал лапы за спиной. – Любая из этих сил лучше подготовлена к сопротивлению вторжению, чем мы.

Вол’джин покачал головой.

– Всюду рознь. Нет доверия. Они сдвинутся нехотя. И неизвестно, куда. Нельзя двигаться без надежных поставок и флангов.

Тажань Чжу поднял голову.

– Не мог ли кто-нибудь из вас повлиять на старых союзников?

– Мой народ пытался меня убить.

– Для моих было бы лучше, если бы я действительно умер.

– Значит, Пандария потеряна.

Вол’джин улыбнулся, сверкнув зубами.

– Сами мы безгласны. Но мы можем сказать вам, как говорить с ними. Они прислушаются к голосу разума. Нам понадобятся сведения, чтобы их убедить. И я знаю, как мы их добудем.

16

Чэнь Буйный Портер в последний раз проверил свой мешок. Он был уверен, что собрал все необходимое. По крайней мере, из материальных вещей. Но все же он задержался у ворот храма.

И улыбнулся.

На дворе Ли Ли собирала повозку, запряженную волами. Другими словами, командовала братьями Каменные Грабли, чтобы они грузили и тягали тяжести. Они страдали не столько из-за ее острого язычка, подумал Чэнь, сколько от того, что ее опасались и постепенно начинали уважать. Отец Ялии, Цуэн-ло, помогал с погрузкой, и его присутствие остужало пыл Ли Ли.

Ялия оставила Ли Ли одну и подошла к Чэню. Если бы не быстро потупленные глаза, хмелевар мог бы подумать, что все ее мысли – о делах. Но один этот маленький знак – и его сердце воспарило.

– Скоро мы будем готовы отправляться, мастер Чэнь.

– Я вижу. Жалею лишь, что наши дороги расходятся так рано.

Она оглянулась туда, где ее семья собирала первую группу беженцев.