Вольер

Тим слышал однажды выражение «глаза его стали круглые‑прекруглые от ужаса», когда кто‑то из стариков, сидя солнечным днем на крылечке, рассказывал его отцу давнее предание о наказании человека, преступившего второй завет. Как бедняга стонал, и как его тащил «дровосек», и как «глаза его стали круглые‑прекруглые». От ужаса. Вот и теперь. Этот Лжерадетель или Радетель без «Лже» смотрел на них именно с таким выражением, и глубокие его, водянисто‑светлые глазенки сделались точно два расширенных до крайних пределов застывших круга. Он испугался. Да так, что страх перед ним самим несчастной Аники не шел ни в какое сравнение, если оно вообще могло состояться. Он заговорил, залепетал, заверещал, хотя голоса уже не было у него:

– Фавн? Если в действительности… Ну, положим… Зачем же вы пришли именно ко мне? Поймите, я совершенно ни при чем. Когда вас… когда нас… когда мы стали здесь жить, вы, фигурально выражаясь, уже сидели в неволе… Надеюсь, вы не собираетесь мстить? Раз уж вас выпустили официально, я готов, конечно… любую помощь… – Это все выглядело так жалко, что коротконогий уродец понял и сам, и оборвал свою речь, словно бы затих внезапно беспорядочный шелест травы.

Он говорил с Фавном, будто бы старик был равен с ним, с Богом, значит, он все‑таки не Бог? И разве станут Боги бояться такого‑то? Это Фавна‑то, который одно и знает, что вырезать из чурок кривобокие елочки? А еще он знает, как сломать окошко, напомнил себе Тим. Может, именно поэтому и страшится его коротконогий – как бы ни разбил чего нарочно опять? К тому же человечек ясно предложил свою помощь. Вот только в чем? Анику они и без него освободили. С этого шута в свое время за то спросится. Он же, Тим, и спросит. Но мало ли на что может пригодиться? Давай, старый, соглашайся! Ну, давай же!

Однако Фавн и не подумал ничего похожего сотворить. Он, в свою очередь, заговорил, будто издеваясь с умыслом и, как показалось Тиму, мало заботясь о нем и Анике, по крайней мере, в наличный момент:

– М‑да. Примите уверения в моем почтении… Откуда бы это? Не знаете? Вот и я пока не припомню. Но вы все поняли неправильно! – Фавн уже не произносил слова, а торжественно вещал: – Меня вовсе не отпускали официально! Я вышел сам! Своей волей! И, как видите, не в одиночестве!

– Откуда вышли? Из Вольера? – припухлое личико уродца приобрело совершенно сумеречно‑бледный оттенок, будто он смотрел на них с затемненного дна реки. Будто рыба, которая хочет увильнуть прочь под разлапистую корягу, но не видит способа, как это сделать.

– Из него, родимого. А что вас так удивляет? Разве на этот случай не оставлен некий ВЫХОД для избранных? Или вы думали, я стану пребывать в беспамятном смирении до самой моей смерти? Которая, кстати сказать, не за горами. Поэтому терять мне ровным счетом нечего. Но я пришел не для того, чтобы мстить. Можете быть спокойны хотя бы на этот счет.

– Спокойны? Спокойны?!! Кто смеет здесь даже заикаться о спокойствии! – Человечек, выдававший себя за Радетеля, неожиданно позабыл про свой испуг, глазенки его вернулись в прежние размеры и теперь блистали неподдельным, но и каким‑то невозможно запредельным гневом. – Кажется, я начинаю понимать! Вы специально притащили в мой дом эту пакость! – тут он указал на Тима. – В мой дом существо из Вольера! Благодарю покорно, у меня уже есть одно! И хватит! Или вы решили натравить на меня это жалкое создание? И даже изволили вооружить его деревянной шпагой, как в допотопном цирковом балагане? Ничтожный вы болван! И это Фавн, «Ужас Большого Ковно»? Может, и был лет сорок назад! Ха‑ха‑ха! – Человечек зашелся в хриплом смехе, но никому больше не было смешно. Напротив, Тиму стало жутко. – Вы что же, теперь предводительствуете у обезьян? На волю, в пышные джунгли? Только здесь вам не оазисы с пальмами и не тропики, вы очень и непоправимо ошиблись, мой дражайший самозваный диктатор. Отправляйтесь‑ка откуда пришли и поскорее, пока я не вызвал соседей на подмогу! И так и быть. В виде чрезвычайного одолжения и в связи с нехваткой свободного времени – что значительно важнее, я сделаю вид, будто ничего не случилось! Закрою на происшедшее глаза, и ВЫХОД, заодно, кстати, тоже. Чтобы вы в другой раз не шастали! И это существо заберите отсюда немедленно! – он с ненавистью посмотрел на Тима и его аршин, потом перевел взор на Анику: – Обезьяну в клетку! Это последнее мирное предложение!