Волевой порог

Коган смотрел на этого неопрятного человека и непроизвольно морщился от омерзения. Нет, дело было не столько во внешней неопрятности. В тюремной камере в период следствия мало у кого бывают сносные условия содержания. Тем более в прифронтовой зоне. А Булкин сидел уже месяц, и за месяц его гладко выбритый череп и аккуратные усики под носом перестали выглядеть солидно. Холеное лицо бывшего снабженца обрюзгло, щетина на черепе, на лице выглядела крайне неопрятно, так же неопрятно, как и грязная мятая одежда, почти черный носовой платок, которым он то и дело пытался вытирать голову, шею. Но больше всего этот человек был мерзок внутри. Булкин умело защищался, оправдывался и даже иногда переходил в атаку на следователя, обвиняя его в «непонимании момента» и недооценке обстоятельств.

А ведь Булкина обвиняли в пособничестве врагу, в том, что перед самой войной и в начале войны он срывал поставки оборудования и материалов, химикатов. Он числился региональным уполномоченным и курировал большинство поставок в Кабардино-Балкарию. В том числе и на Тырныаузский комбинат. У следователя было основание полагать, что и восемнадцать тонн молибдена, которые вынесли на себе бойцы отступающих частей Красной Армии, не были своевременно вывезены с комбината именно по вине Булкина. Коган сразу ухватился за личность Булкина, едва только познакомился с делами предателей и пособников. Если Булкин и не был откровенным и сознательным вредителем, то, по крайней мере, он мог работать и вредить за деньги или по просьбе каких-то «кураторов», которые обещали ему золотые горы «потом», после войны. И Коган стал внимательно изучать связи Булкина, уделяя особое внимание тем связям, которые Булкин старался не афишировать или о которых он пытался умалчивать. И постепенно перед Коганом стала выстраиваться возможная схема: как и через кого вражеские разведчики пытались проводить диверсии в тылу Красной Армии на Кавказе, сохранить ресурсы до подхода частей вермахта, не дать взорвать важные объекты или, наоборот, повредить максимально те, которые позволяли бы провести советскому руководству важную эвакуацию с территорий, которые вскоре придется оставить армии.

Тут было что обсудить, и Коган отправился утром к Шелестову в поселок Терскол. С попутным транспортом ему повезло сразу. «Полуторка» с тремя бочками бензина шла в нужном направлении, и транспортный начальник велел молодому водителю взять попутчика — майора из СМЕРШа. Водитель, представившийся Егором, оказался не в меру словоохотливым. Коган вполуха слушал его и пытался думать о своих делах, сжимая руками офицерский планшет с записями и адресами для Шелестова. Машина летела по разбитой каменистой дороге, бочки подпрыгивали и стукались друг о друга, плотно привязанные веревками к бортам и проложенные старой кошмой.

— Не гони так, — посоветовал Коган, в очередной раз на кочке подпрыгнув на сиденье и едва не врезавшись головой в потолок кабины.

— Извините, товарищ майор, не могу, — весело оскалил белые зубы Егор. — Мне сегодня еще назад надо успеть обернуться. А путь не близкий. Потерпите уж!

— Терплю, — проворчал Коган, снимая фуражку и бросая ее рядом с собой на сиденье.

Берег Баксана проносился слева. Машина с разгона вылетела на каменистую террасу над берегом и завиляла, огибая изредка попадавшиеся большие камни, рухнувшие на дорогу со скал. Не сразу до Когана дошло, что машина едет незнакомой для него дорогой. Вообще-то дорога шла всегда вдоль берега по нижней части долины, дважды пересекала деревянные мосты через притоки Баксана, недавно восстановленные, и только потом, к поселку Эльбрус, она переходила на другой берег реки.

— Куда тебя понесло, боец? — недовольно спросил Коган, глядя с опаской на крутые склоны скал, теснивших дорогу справа.

— Срежем немного путь, товарищ майор! Да и еще одно дельце есть. Вы уж меня не выдавайте. Мы только на минутку заскочим к девушке одной. От жениха весточку передадим, платочек вон прислал, и сразу поедем дальше. Лишнего часа не задержу, товарищ майор!

— Что за место такое?

— Поселок Киртык, — уверенно крутя руль, отозвался водитель. — Да вы не волнуйтесь, я знаю эти места.

Коган оглянулся через опущенное стекло, потом посмотрел вперед. Да, ругать водителя и приказывать ему вернуться на маршрут, пожалуй, уже поздно. Теперь, если разворачиваться и ехать назад, придется сделать большой крюк, и можно потерять много времени. Вот ведь шалопай! Девушки, записочки, платочки! Как будто и не война ему. Эх, молодость! Да ладно, черт с ним. Успею. Час потеряем, но это не страшно. Не на поезд же опаздываю. А Егор не унимался, продолжая болтать:

— Тут ведь дело какое! Местные девушки — они нравов строгих, им вроде как с русскими парнями и разговаривать нельзя. Но в то же время ведь есть случаи, когда русские женились на местных, и ничего, старики ихние не против. Уважают нас здесь. Да и мы их обычаи уважаем. Ведем себя как положено. А девчонки у них красивые. Глаза черные, как кудрями тряхнет, как стрельнет своими глазками, так сердце и заходится.