Волевой порог

Сосновский старался передвигаться тихо. Он хорошо слышал шум шагов впереди на лестнице. И когда в полумраке дежурного освещения он увидел Аминат, сердце оперативника сжалось. Ах, черт бы тебя побрал. Он все-таки пришел к ней. Мужчина что-то нес в руках, и Сосновскому очень хотелось, чтобы это было не оружие, не пулемет и не взрывчатка. Но почему Аминат так послушно идет за ним?

Отгадка была простой. Когда Нурбий открыл дверь черного хода, он повернулся и заметил Сосновского с пистолетом.

— Стой, ни с места! — пришлось крикнуть оперативнику.

— Не приближайся, — угрожающе прорычал горец.

Барагунов одной рукой держал ребенка, а второй, с зажатым в ней пистолетом, вдруг обхватил женщину за шею, прикрываясь ею и ребенком, как живым щитом. «Сейчас он меня застрелит», — подумал Сосновский, который спустился на пару ступеней по лестнице и назад вернуться под защиту лестничного марша уже не успевал. Пуля быстрее человека. Но Аминат схватила руку Нурбия, она пыталась отвести дуло пистолета от Сосновского и закричала:

— Нет, Нурбий, нет! Не смей этого делать! У тебя мой ребенок. Отпусти нас, воюй сам, один. Ты против всех, но не я, я женщина, и у меня ребенок.

Сосновский не знал, как ему поступить. Броситься назад по лестнице? Но Аминат своей попыткой освободиться может помочь взять Нурбия, выбить у него оружие. А если она не сможет, тогда легко нарваться на пулю. И хуже, если при этом пострадают ребенок, Аминат.

Но женщина была в таком отчаянном положении, что нервы у нее не выдержали, и она превратилась в дикую, бешеную кошку, которая защищала свое дитя. Аминат каким-то образом собралась с силами, прижала к себе руку Нурбия с пистолетом и впилась зубами в его запястье. Диверсант заорал, пытаясь стряхнуть с себя женщину. Он отшвырнул ее в сторону, и тут закричал испуганный ребенок. Нурбий выронил его и, поняв, что теперь он не прикрыт, бросился на улицу. Каким чудом Аминат успела поймать падающего сына, было непонятно. Но она поймала его и упала вместе с ним на ступени, заливаясь слезами и шепча ребенку ласковые успокаивающие слова. Она спасла ребенка и теперь не видела ничего и никого.

Сосновский выбежал на улицу, и тут же хлестнул пистолетный выстрел, второй. Оперативник еле успел пригнуться и прижаться к стене. Пули просвистели очень близко, а Нурбий бросился к забору. Это был единственный путь к спасению, потому что ворота закрыты, а в здание ему, как он понял, не прорваться. И когда диверсант уже подтянулся, ухватившись руками за верх забора, Сосновский старательно прицелился и с наслаждением нажал на спусковой крючок. Он выстрелил трижды, хотя понял, что и первые два раза попал.

— Залежался я тут с вами, нога чешется, — проворчал Сосновский, проходя к Нурбию.

Тот со стоном перевернулся на спину и оперся спиной о забор. Его штанины были в крови. Он поднял пистолет, и тут же мелькнула босая стройная женская ножка. Пистолет вылетел из руки горца и полетел в траву.

— Молодец, товарищ лейтенант, — похвалил Сосновский Ирину. — Благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу, — с улыбкой ответила девушка.

— Дай бинт, — попросил Сосновский.

Девушка достала из кармана халата упаковку стерильного бинта, но Сосновский, оторвав длинную полосу, перевернул Нурбия на живот и первым делом начал связывать ему за спиной руки. И тут в наступившей тишине двора вдруг ясно послышался звук автомобильного стартера. Он натужно провернулся несколько раз, а потом сразу заработал автомобильный мотор. Продуктовый ЗИС вдруг сорвался с места и понесся через весь двор в сторону ворот. Еще немного, и он вынесет створки и уйдет в ночь. Половцева выбежала на освещенное пространство, вскинула руки с пистолетом и прицелилась.

— Не смей! — заорал Сосновский. — Ира, не смей! Живьем!

Громкие гулкие выстрелы пронеслись по двору, и вспышки осветили тело горца у забора и Сосновского, склонившегося над ним. Машина вильнула, потом сразу потеряла скорость. Мотор как-то утробно заворчал и окончательно заглох. Машина медленно и основательно уперлась капотом в ворота, и те со скрипом пошатнулись. Через открывшуюся дверку стал медленно спускаться на землю Кондрат Фокин. Ноги не держали его. Он широко раскрытыми глазами смотрел на медсестру Половцеву и никак не мог оторвать руки от автомобильной двери.

— Ты что, Кондрат? — осведомилась Ирина серьезно. — Вроде и не рад мне. А приходил, говорил, что соскучился. Я вот тоже без тебя жить не могу. Не хотела, чтобы ты уехал от меня.

— Ира, ты что… — забормотал Фокин, — ты это чего, я же ничего такого…

— Я тебе не Ира, поганец, — оборвала его Половцева. — Я лейтенант госбезопасности. А ну, на землю и лицом вниз!

…Сосновский поднял с пола палаты свой гипс, нежно погладил его и положил на кровать. Не спеша он достал из тумбочки телефонный аппарат ВЧ-связи. Трубку дежурный телефонист взял сразу. Но вместо Шелестова Сосновскому ответил Буторин.

— Ну как там, курортник? — быстро спросил Виктор.

— Да нормально все, — устало отозвался Сосновский. — Взяли и Барагунова, и его помощника-связника. Он уже и показания дает. Жертв и разрушений нет.