Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Я предлагаю провести этих пленных немцев по Москве. Они сюда так рвались... даже парад Гитлер назначил... Вот я предлагаю провести их по Москве. Пусть посмотрят столицу нашей Родины. И москвичи пусть посмотрят на этих... горе-победителей... И пусть наши операторы снимут всю эту... процессию. И надо показать ее во всех городах Советского Союза... во всех деревнях. Пусть советские люди смотрят – это результат их героического труда... результат побед нашей героической Красной армии. Пусть все видят... Товарищ Берия, распорядитесь, чтобы среди пленных отобрали тех, кто участвовал в наступлении на Москву и был под Сталинградом... Пусть господа из Международного Красного Креста посмотрят, как выглядят эти пленные... Скажите им, что можно было бы и всех пленных прогнать через Москву, но боимся – это займет очень много времени... их теперь у нас миллионы... – Сталин остановился у стола, положил на него трубку. – Я полагаю, лучшего агитационного материала и придумать невозможно. Это сама жизнь...

Большая колонна пленных немцев, солдат и офицеров, медленно движется по залитым солнцем улицам Москвы. Конвойные – наши солдаты – идут по бокам колонны на расстоянии пяти–семи метров друг от друга. На тротуарах толпятся москвичи, в основном пожилые люди и старики, а также женщины средних лет и старше, угрюмые подростки, мальчишки и девчонки... Немцы бредут с опущенными головами, иногда поднимают взгляд... встречаются с глазами москвичей, стоящих вдоль тротуаров, и тут же поспешно опускают глаза... отводят в стороны... Москвичи молча смотрят... И в конце этой бесконечной многотысячной колонны, следом за конвоем медленно едут две поливальные машины, и струи воды омывают асфальт, смывая нечистые следы оккупантов...

В этой толпе москвичей вместе со всеми стояли Мессинг и Аида Михайловна, а также почти вся концертная бригада Осипа Ефремовича. Светило яркое солнце, в синем-синем небе медленно плыли кучерявые белоснежные облака. Стояло жаркое лето 1944 года...

Мессинг смотрел на изможденные небритые лица солдат и офицеров, на рваные мундиры, разбитые сапоги, и в памяти, словно ураганным ветром, проносились совсем другие картины...

...Бесконечные ряды стальных германских шлемов, ряды начищенных сапог, печатающих шаг по мостовой... Свастика на знамени... Гитлер стоит на трибуне и благоговейно взирает на колыхающиеся шеренги проходящих перед ним солдат.

...Колонна немецких войск, входящая в Париж... немецкие танки с ревом въезжают под Триумфальную арку.

...Германские солдаты ломают шлагбаум на границе с Польшей... Горящие здания на улицах Варшавы... Немецкие танки и пехота движутся по дорогам Польши... Бредут колонны пленных поляков.

...Гитлер разговаривает с Мессингом... улыбается... и рядом стоит Геббельс и тоже улыбается.

...Цельмейстер и Лева Кобак бегут по улице... Они пытаются спастись, уже зная, что им не убежать. И отчаяние написано на лице обернувшегося Левы Кобака... предсмертное отчаяние... Мессинг ощущает ужас и боль, боль от сознания, что он ничем не может им помочь... Канарис с усмешкой смотрит на Мессинга, потом вынимает из кобуры пистолет и медленно, хладнокровно прицеливается. Нелепо взмахнув руками, Цельмейстер мешком плюхается на влажный блестящий асфальт... и следом гремят еще выстрелы, и падает сраженный Лева Кобак.

– Пауль, проверьте, точно ли я стрелял, – приказывает Канарис, убирая пистолет в кобуру.

Эсэсовец козыряет и быстро бежит к лежащим на асфальте Цельмейстеру и Кобаку.

...Генрих Канарис что-то говорит Мессингу в своем кабинете, улыбается. На нем черный мундир штандартенфюрера СС с серебряными погонами, свастиками и серебряными нашивками. И эмблема – череп со скрещенными костями. Лицо Канариса нервно подергивается, глаза с ненавистью смотрят на Мессинга...

Мессинг вздрогнул, приходя в себя, и вновь увидел пленных немцев, бредущих перед ним по улице Москвы... Сияло июльское солнце... сверкали купол звонницы Ивана Великого и звезды на кремлевских башнях... На обочинах тротуаров плотной толпой стояли москвичи, глядя на людей, которые пришли их завоевать ...

Потом Мессинг с женой устало брели по пустынным улицам, и редкие прохожие попадались им навстречу.

– Господи, когда же она наконец кончится, эта война... – тихо сказала Аида Михайловна. – Мне кажется, когда их победят, наступит золотой век человечества...