Вольфганг Амадей. Моцарт

С тех пор как Наннерль переехала в Сент-Гильген, Леопольд Моцарт испытывает тягостное одиночество в большой пустой квартире. Это видно из его писем к детям. Мягкосердечный сын сразу проникается сочувствием к отцу и готов безо всяких проволочек поселить его у себя, поскольку Наннерль вышла замуж за вдовца с пятью детьми и, надо полагать, не в силах заботиться ещё и об отце. Но состарившийся отец пока не помышляет об окончательном переезде в Вену. Отвечая на предложения сына, он пишет, что согласен жить в столице наездами. Легко понять его: Леопольду Моцарту хочется поближе узнать, чем живёт сын сегодня, но попасть хоть в какую-то зависимость от Вольфганга он не желает. В конце 1785 года, взяв с собой своего пятнадцатилетнего ученика Генриха Маршана, которому Вольфганг Амадей обещает устроить концерт, Моцарт-отец едет в Вену.

Вдохнув венский воздух, Леопольд Моцарт молодеет, кажется, лет на десять. Даже характер у него меняется. Констанцу приятно удивляют эти перемены в нём: вместо прежней равнодушно-холодной вежливости, столь раздражавшей в Зальцбурге и заставившей её подумать, будто человеческое тепло этому человеку вообще чуждо, она видит, что он способен быть и внимательным и чутким.

Он с гордостью поглядывает на своего внучонка, который строит ему забавные рожицы, стоя в загончике: как малыш внешне напоминает маленького Вольферля!

А старший Вольферль каждый вечер развлекает его, возит на концерты и театральные представления, так что Леопольд Моцарт кажется самому себе Синдбадом-мореходом, попадающим из одной сказочной страны в другую.

На первой же академии сына он слышит недавно написанный восхитительный концерт для клавира d-moll, в котором мечтательные сомнения искусно переплетаются с просветлённой нежностью. На второй сын исполняет посвящённый слепой пианистке концерт B-dur, в котором отца больше всего поражает разнообразие инструментовки. В довершение всего он видит среди слушателей самого императора, который по окончании концерта поднимается в своей ложе и, размахивая высоко поднятой шляпой, громко восклицает: «Браво, Моцарт, браво!» А на одной из последующих академий своё искусство игры на скрипке демонстрирует юный Маршан: он играет скрипичный концерт Моцарта.

За время пребывания Леопольда Моцарта в Вене рояль из прекрасной квартиры, которую Вольфганг Амадей снял на Шулерштрассе, двенадцать раз перевозят то в здание городского театра, то в музыкальный салон дома Траттнернов и обратно!

Их часто приглашают в гости. Обилие и разнообразие мясных блюд на столе вызывает немалое удивление Леопольда Моцарта: как-никак время поста. Однако он отдаёт дань этим яствам и в письме к Наннерль не нахвалится венской кухней.

Даже мадам Вебер, у которой он однажды сидит с семьёй сына за праздничным столом, сильно вырастает в его глазах благодаря «несравненно приготовленному» фазану.

И вообще, при более близком знакомстве «со всеми этими Веберами» мнение Леопольда Моцарта о них смягчается. А к Алоизии, очень привлекательной женщине и талантливой певице, он испытывает несомненную симпатию. Теперь он понимает, почему его сын проникся к ней такой страстью...

К самым памятным событиям в этот его приезд в Вену следует отнести вечер, когда в доме Вольфганга состоялся домашний концерт камерной музыки, в котором участвует Йозеф Гайдн. Он играет первую скрипку, Вольфганг — альт, а два музыкально одарённых юных дворянина ведут партии второй скрипки и виолончели. В программе три последних скрипичных квартета из посвящённых великому другу.

Квартет выступает в этом составе, конечно, впервые, но играет столь проникновенно и одухотворённо, что у растроганного отца на глазах появляются слёзы. Перед тем как Констанца приглашает всех к столу, Гайдн подсаживается к сидящему несколько в стороне Леопольду Моцарту и заводит с ним разговор:

   — Ну, господин капельмейстер, что вы скажете об этих последних чадах музы вашего сына?

   — Я просто не нахожу слов. Я вновь и вновь удивляюсь гармониям и модуляциям, которые изобретает мой сын. Он в Вене необычно вырос.

   — И неудивительно. С тех пор как он обрёл свободу, зазвучали молчавшие доселе струны его души, этой свободой проникнуты все его мелодии. Ему было самое время раз и навсегда покончить со службой на барщине!

   — Вы так полагаете?

   — Естественно. Чего бы он достиг, останься он в зальцбургской глуши? Радуйтесь, что он нашёл в себе мужество сделать этот шаг.

   — Ваши слова признания как бы снимают мои последние сомнения, которые вызвало во мне решение Вольфганга. Поначалу оно казалось мне даже опасным... Даст Бог, благодаря своим успехам он получит здесь, в Вене, хорошую должность и прочный доход.

   — Зачем ему это? Его гениальность — вот самая лучшая должность в жизни, её ни с чем не сравнить! Господь свидетель, я говорю вам это от чистого сердца. Ваш сын — самый великий из известных мне композиторов. Он и вкусом обладает, и потрясающими познаниями в науке композиции.

Тут они слышат голос Вольфганга: