Вольфганг Амадей. Моцарт

Да, он сразу видит, какие большие возможности предоставляет ему эта пьеса Бомарше. И в то же время сразу замечает утёс, о который может разбиться ладья композитора, если не удастся обойти его стороной. Утёс этот — ядро комедии нравов Бомарше — объявление войны третьим сословием правящему сословию, дворянству; это обвинение, которое добивающаяся человеческих прав буржуазия, воплощённая в образе Фигаро, бросает в лицо обществу привилегий.

Моцарт сам выходец из слоя городской буржуазии, и в душе он, безусловно, сочувствует позиции автора. Однако не может не понимать, что при существующем режиме такая атака на правящий класс к добру не приведёт...

А что же Да Понте? Он держит слово, основательно корёжит остроумнейшую комедию красным карандашом, вымарывая обличительную сатиру; он заменяет обличительные выпады против общества в устах Фигаро на презанятнейшее обвинительное заключение против... женщин! Лишая текст Бомарше несущего стержня, он превращает его в прелестную галантную комедию.

Работа над оперой, либретто которой получило итальянское название «Le Nozze di Figaro» («Свадьба Фигаро»), проходит в лихорадочном состязании в скорости между композитором и либреттистом. Как только Да Понте дописывает очередную сцену, он сразу несёт её Моцарту, и наоборот: едва тот заканчивает очередную арию или дуэт, как сразу извещает итальянца о том, каким выглядит теперь музыкальное строение. Это совершенно новый для Моцарта способ сотворчества, разительно отличающийся от былого разделения труда с либреттистами, — они трудятся не каждый сам по себе, а совместно, подстёгивая и вдохновляя друг друга. И это плодотворно. Вне всякого сомнения, даровитый и знакомый со всеми законами сценического действия литератор не раз и не два даёт композитору дельные советы; в то же время Да Понте с готовностью подчиняется художественному вкусу Моцарта.

Есть одно обстоятельство, которое весьма беспокоит Да Понте: он пообещал написать либретто для другого талантливого композитора, поселившегося на время в Вене, испанца Винсенте Мартина-и-Солера, и теперь не знает, как удовлетворить обоих постоянно торопящих его музыкантов, чтобы не поссориться ни с тем, ни с другим. Когда он чистосердечно признается испанцу, в какое положение попал, — что он как бы стал слугой двух господ, каждый из которых близок его сердцу, — тот успокаивает Да Понте, говоря, что, конечно, уступает в данном случае пальму первенства такому большому мастеру, как Вольфганг Амадей Моцарт.

Теперь Да Понте больше никаких помех для работы над текстом не имеет; его заинтересованность в скорейшем завершении её даже увеличивается, тогда барон фон Ветцлар даёт вперёд значительную сумму, и перед рождественскими праздниками опера практически готова, если не считать нескольких мелочей.

Но ведь требуется получить разрешение на постановку, вот в чём вопрос! Рассчитывать на помощь управляющего императорскими театрами графа Розенберга не приходится. Во-первых, Да Понте он недолюбливает, отдавая предпочтение Гасти, его конкуренту. А во-вторых, Моцарт у него тоже не особенно в чести. Только слово императора может решить судьбу постановки.

Зная, что «театральный граф» всецело находится под влиянием итальянской клики во главе с Сальери, Да Понте, который к ней — вот удивительная история! — не принадлежит, предпочитает выждать подходящий момент и обратиться к императору лично. Чутьё ему не изменяет и на сей раз: случается так, что в оперном театре нет подходящих оперных партитур, а представление новой оперы должно состояться в день рождения императрицы. С моцартовскими нотами в руках Да Понте отправляется на аудиенцию. Император велит его принять одним из первых.

   — Итак, Да Понте, что привело вас ко мне? — с милостивой улыбкой спрашивает Иосиф II.

   — Ваше величество, я принёс новую оперу.

   — Чью же?

   — Моцарта.

   — Как? Разве вам не известно, что Моцарт, инструментальную музыку которого я считаю замечательной, написал всего одну оперу — и то не слишком-то удачную.

   — Я бы на его месте тоже написал всего одну, если бы не пользовался благосклонностью вашего величества.

   — Гм. Как называется опера?

   — «Свадьба Фигаро».

Император делает удивлённое лицо.

   — Исключено. Совсем недавно я запретил немецкой труппе поставить эту возмутительную комедию на сцене. А теперь должен разрешить вам и Моцарту?

   — А если всё, что преступает границы порядочности и нравственности, я убрал и в опере нет ничего вызывающего и безнравственного? Если ваше величество почтите премьеру вашим присутствием? А что до музыки, то ручаюсь — она просто превосходна!

Император меряет кабинет шагами и останавливается перед Да Понте:

   — Va bene![90] Что касается музыки, полагаюсь на ваш хороший вкус, а что касается текста — на ваш острый ум. Отдавайте партитуру поскорее в переписку!