Вольфганг Амадей. Моцарт

Вдове Цецилии Вебер непросто содержать семью из четырёх человек. Мысли её постоянно заняты тем, где бы найти средства для поддержания сносного существования; она сдаёт комнаты и держит стол для жильцов, а дочери ей в этом помогают. У старшей, Йозефы, небольшой, но очень приятный голос, и она поёт в оперном хоре, а младшие, Констанца и Софи, поддерживают порядок в доме, музицируют и рукодельничают. А ещё надо заметить, что вдова Вебер постоянно сплетает сети, чтобы изловить подходящих — выгодных! — женихов для своих дочерей. Согласие на брак Апоизии она даёт с условием, что господин Ланге будет выплачивать её семейству семьсот гульденов в год. И все свои расчёты она строит на том, что так же поступит и с будущими зятьями — лишь бы их заиметь!

По правде говоря, Моцарт появляется в доме «У Петра в глазе Господнем» почти исключительно с тайной надеждой увидеться с Апоизией. Чаще всего тщетно. Но иногда они встречаются. Она сильно изменилась, по крайней мере приобрела приятные манеры. Холодность и неприступность, так болезненно обидевшие Моцарта в Мюнхене, уступили место тёплому и дружелюбному обращению. Вольфганг чувствует это, и ему грустно: утерянного не вернёшь. Констанца, которой исполнилось девятнадцать, очень похорошела. Красотой она своей старшей сестре не уступает, а фигура у неё даже более стройная и гибкая. Словом, не только миловидна, но и соблазнительна. Человек она прямой и открытый, не в пример Алоизии, привыкшей скрывать свои чувства за стеной ледяной отчуждённости. Что и говорить, Констанца душа-человек, и Моцарт никогда не забывал её участливого рукопожатия в Мюнхене. Сейчас она становится ему небезразличной.

Но ему отпущено мало времени в Вене. У него появляется один из посыльных архиепископа и передаёт приказ князя церкви: тотчас же освободить комнату в «Немецком доме» и приготовиться к отъезду, день которого уже назначен. Однако Моцарт, обретший приют у мадам Вебер, к указанному сроку к свите архиепископа не присоединяется. Колоредо вызывает его к себе и сразу осыпает упрёками:

   — Когда ты, молодой человек, намерен отправиться восвояси?

   — Я собирался уехать сегодня ночью, — оправдывается Моцарт, — но все места в почтовой карете были заняты, ваша княжеская милость.

   — Ложь! Надо было позаботиться об этом раньше! Что ты передо мной комедию ломаешь? Второго такого беспутного нахала я в жизни не встречал! — Архиепископ распаляется от собственного крика. — Нечего притворяться невинным ангелом! Я твоей наглостью сыт по горло. Шутки шутить со мной вздумал, глупец? Молокосос!

Моцарт оскорблён и унижен. С трудом сдерживая негодование, говорит:

   — Я вижу, ваша высококняжеская милость мной недовольны?

   — Недоволен? Я возмущён, и возмущению моему нет предела!

   — Тогда, наверное, наши пути расходятся?

   — Что? Этот скоморох мне ещё угрожает? Вот дверь! Убирайся к дьяволу! Не желаю иметь ничего общего с таким подлецом!

   — Хорошо. Завтра ваша милость получит моё письменное прошение об отставке. — И Моцарт уходит с высоко поднятой головой.

Отношения прерваны. Обратного пути для него нет. На другой день он приносит рапорт об отставке; принимает его молодой граф Карл Арко, управляющий делами архиепископа.

   — Вы хорошо обдумали свой шаг, господин соборный органист?

   — После всего случившегося я иного выхода не вижу.

   — Не стоит придавать большого значения словам, сказанным в минуту раздражения. В сущности, архиепископ относится к вам по-доброму.

   — Что-то я не ощущаю.

   — Но теперь он считает вас чересчур вспыльчивым человеком.

   — Пусть. Как аукнется, так и откликнется. Я самый покладистый малый в мире, когда со мной обращаются по-хорошему. А когда я вижу, что меня втаптывают в грязь, я становлюсь в позу, как павиан.

На губах графа Арко появляется презрительная улыбка.

   — Странное сравнение, — ухмыляется он. — Вы, люди искусства, чувствительны, как мимозы, а если вам что не по нраву, превращаетесь в колючий чертополох.

На том короткая аудиенция и завершается. Моцарт тщетно ждёт ответа. А положенные ему обязанности придворного музыканта тем не менее исполняет. И через несколько недель получает своё прошение обратно без наложенной резолюции. Он подозревает, что граф Арко вовсе не передавал его архиепископу. Не долго думая, пишет другое и идёт в «Немецкий дом».

   — Ну, что вас ко мне привело, господин соборный органист? — сухо спрашивает граф Арко.

   — Я пришёл за разъяснением: почему мне вернули прошение без собственноручной надписи его великокняжеской милости?

   — Очень просто: архиепископ не соизволил принять эту бумагу.

   — Это меня удивляет: ведь мне дали понять, чтобы я убирался ко всем чертям. Я сделал из этого соответствующие выводы. И менять своих намерений не собираюсь. Я передаю вам повторное прошение, желая соблюсти все приличия. И прошу вас передать его великокняжеской милости в собственные руки.

   — Я нахожу ваше поведение назойливым, а ввиду вашего служебного положения при зальцбургском дворе — в высшей степени неуместным, господин Моцарт.