Волга. История главной реки России

За период до 1905 года в Саратовской губернии крестьяне и представители других сословий (купцы и ремесленники) приобрели больше помещичьих земель – либо покупая их, либо арендуя. С 1877 по 1905 год землевладельцы-дворяне в Саратовской губернии продали 238 900 десятин земли (более 2600 кв. км) больше чем в 500 имениях, и процент земель, которыми владели крестьяне, за это время несколько увеличился – с 48 до 49 %[773]. Однако крестьяне помещичью землю чаще арендовали, чем приобретали, особенно в крупнейших имениях. К концу XIX века крестьяне в трех уездах Саратовской губернии арендовали около трети своих земель (этот показатель был выше, чем в среднем в европейской части России)[774]. Поджоги помещичьих усадеб (известные как «красный петух») пугали дворян и заставляли некоторых из них продавать свои владения как до, так и после революции 1905 года. Многие знатные землевладельцы переходили на другие занятия, переезжая из сельской местности в город, хотя некоторые из них пытались применить и новшества в области сельского хозяйства. Например, графиня Елена Шувалова, которой принадлежали усадьбы в Саратовской и Самарской губерниях, наняла в 1884 году управляющего-новатора Морица Роланда. Он экспериментировал в одном из ее саратовских поместий с методами орошения, за что в 1889 году получил золотую медаль на Саратовской сельскохозяйственной выставке. Урожай на орошаемых землях Роланда вдвое превысил обычный[775].

Среднее и Нижнее Поволжье часто страдали от суровых климатических условий – сильных морозов зимой и засух весной и летом. Особенно тяжела была зима 1891 года: температура опускалась до –31°C, а весной началось наводнение, погубившее посевы. Весна 1892 года выдалась ветреной, верхний слой почвы сдуло, потом началось жаркое, сухое лето. В результате в центральном черноземном регионе начался голод, от которого страдали и западные губернии, и районы к северу и востоку от Уральских гор. Но наибольший удар пришелся на Поволжье. Писатель Алексей Толстой так вспоминал о голоде в своем имении под Сызранью на средней Волге: «Земля тогда лежала растрескавшаяся, зелень преждевременно увядала и облетала. Поля стояли желтыми, сожженными. На горизонте лежал тусклый вал мглы, сжигавшей все. В деревнях крыши изб были оголены, солому с них скормили скотине, уцелевший истощенный скот подвязывался подпругами к перекладинам (к поветам)»[776].

Центральное правительство не сумело достаточно быстро прекратить вывоз зерна, на местном уровне помощь тоже была неэффективной и сумбурной. Особенно тяжелой была ситуация к югу от Нижнего Новгорода, где железнодорожная сеть была недостаточно развита для подвоза продовольствия в пострадавшие районы, а по Волге доставить продукты тоже вскоре стало невозможно, так как она замерзла. Несмотря на эти проблемы, около 13 миллионов крестьян в 1891–1892 годах все же получили государственную помощь – серьезное достижение, учитывая логистические сложности[777]. Это являет собой удивительный контраст с голодом 1920–1921 годов, когда советское правительство надеялось только на зарубежную помощь, и голодом 1930–1931 годов, само наличие которого в Советском Союзе отрицали. Кроме того, ситуацию 1891–1892 годов можно сравнить в лучшую сторону и с борьбой с голодом в других европейских странах, в особенности с действиями британского правительства во время голода в Ирландии в середине XIX в. Голод 1891–1892 годов стал особенно опустошительным для Самарской и Саратовской губернии; утверждают, что половина жителей Саратовской губернии в результате обнищала[778]. Подсчитано, что погибло две трети лошадей и почти 90 процентов крупного рогатого скота: либо их забили на мясо, либо они пали из-за бескормицы. В конце века вновь случился неурожай, а крестьяне еще не успели восстановиться. За голодом последовали холера и тиф, и их летальность только усугублялась из-за плохого питания. Всего от голода 1891–1892 годов, как считается, погибло около 300 тысяч человек – и это без учета последующей смертности от холеры[779].