Волга. История главной реки России

После 1905 года волжские татары-мусульмане стали все увереннее требовать права открыто исповедовать свою религию. Например, они были решительно настроены отмечать в Казани мусульманские религиозные праздники и не отмечать русские. Это, во-первых, отражало осознание своей мусульманско-татарской идентичности, а во-вторых, позволяло прагматичным мусульманским купцам открывать свои магазины во время русских праздников. В русских и татарских казанских газетах велась активная кампания по этому поводу, и в итоге в 1910 году около 2000 казанских мусульман вышли на митинг в поддержку собственных праздников[817].

Вопрос образования татар – как мусульман, так и православных – тоже стал в то время камнем преткновения. Русское правительство всегда непосредственно вмешивалось в образование, утверждая обязательные программы государственных школ (в стране, где не было занимавшихся образовательной деятельностью религиозных орденов, так что дело просвещения находилось в руках государства или частных гувернеров). Вплоть до конца XIX века мусульманам разрешалось устраивать начальное образование для своих детей (главным образом мальчиков). Татарское образование традиционно было напрямую связано с мечетью, при которой функционировали начальные школы (мектебы) и старшие школы (медресе). Чаще всего там просто читали тексты из Корана и зазубривали арабские слова. Однако к этому времени русское правительство обеспокоилось тем, что в таких школах поощряется вероотступничество и не достигается главная, с точки зрения властей, цель образования – формировать не только грамотных, но и верноподданных жителей Российской империи. В 1872 году в отчете, полученном Государственным советом, утверждалось, что учредить для татар-мусульман светское образование и «объединить их» с русскими «в русских школах или посредством миссионерской деятельности» невозможно[818]. Под руководством Николая Ильминского, профессора тюркских языков Казанской духовной академии и Казанского университета, был принят новый подход.

Ильминский признавал, что в противовес влиянию ислама и для развития лояльности к Российской империи необходимо изучать русский язык и светские предметы. Однако в то же время он считал невозможным полное исключение преподавания ислама или отказ от обучения на местных языках. В программе новых, так называемых русско-татарских школ преобладал русский язык. Например, в русско-татарской школе в Астрахани за 1896/97 учебный год было 11 часов русского языка, а также 3 часа татарского в младшей и средней школе и 14 часов в старшей школе – куда больше, чем других предметов[819].

Школы набирались медленно – во многом потому, что татары подозревали (и не без оснований), что новый подход поставит под удар собственно татарскую образовательную систему и приведет к ассимиляции татарской молодежи в русском обществе. Эти страхи подтверждались и статутами об учреждении школ, где четко говорилось: «Русификация татар-мусульман может быть достигнута только посредством распространения русского языка и образования». В традиционных сельских школах тоже теперь нужно было уделять больше времени русскому языку. В некоторых школах Поволжья протестовали против введения новой учебной программы, порой открыто заявляя: «Мы не хотим учить русский язык». Но другие высказывали более глубокие опасения:

«У нас недостаточно денег, чтобы нанять учителя русского… причина введения [уроков русского языка] в том, что незнание русского вредит мусульманам. Так вот у нас никогда не было проблем из-за того, что мы не знаем русского. Мы работящие крестьяне и платим налоги»[820].

Однако более образованные татары вполне понимали, что прежняя образовательная система довольно отсталая. Они осознавали, что секуляризация образования полезна, а знание русского языка необходимо молодым мусульманам для успеха в жизни и позволяет воспользоваться открывающимися перед ними возможностями. В 1874 году в Казани было 29 русско-татарских школ; в 1913–1914 годах это число увеличилось до 155[821]. К XX веку в Астрахани было 19 русско-татарских школ, а в Астраханской губернии еще 137[822]. В то же время в учительской семинарии в Казани обучалось множество татар – как православных, так и мусульман, – призванных внедрять новые образовательные программы в сельских школах. Новые школы также, впрочем, позволили развить новую образованную татарскую элиту, чувствительную к новым интеллектуальным подходам к национальной идентичности и религии. Потенциальную опасность этого усматривал директор самарских национальных школ Д. Богданов, который в 1914 году писал: «Части исламской интеллигенции русское образование дало оружие для борьбы всей их жизни, которая идет вразрез с интересами российского правительства»[823].