Волгари

— Подойди! — проговорил какан. — В конце концов, мне ведь обидно даже, что ты меня за своего приятеля Панталеона принимаешь.

Встал Арсен. Покорно подошёл к окну. Остановился, не смея поднять голову.

— Смотри! — сдёргивая со своей головы мешковатый куколь, сказал какан. — Смотри, Схария!

С трудом поднял голову Арсен и тут же отшатнулся. Смеющееся, смотрело на него его собственное лицо.

Когда Арсен очнулся, какана уже не было в келье.

Догорала на столе неведомо кем зажжённая свеча. В потемневшем слюдяном оконце неясно и блескуче отражалось бледное лицо Арсена. Сильно болела голова. Едкий серный запах стоял в келье.

Шатаясь, еле добрался до стола Арсен. Сел. На столе лежала раскрытая тетрадь.

«Месса была июля двадцать шестого числа...» — было записано в тетради.

Рассеянно перевернул страницу Арсен. Здесь шла запись его разговора с каканом. Про то, как умолял его Арсен назвать число мессы, как сжалился какан, как дрогнула в приступе раздражения рука Арсена и поставила другое число. И про лицо какана тоже было записано в тетради Арсена.

Сжал руками голову и застонал.

— Я схожу с ума... — прошептал он, и тут же дерзкая и обжигающая возникла другая мысль. Лихорадочно начал листать Арсен тетрадку. Ну да... Он же ведь уже давно заметил это. Если какан существует и если то, что он говорил про тетрадь, правда, то это так и есть в действительности. И Арсен ведь уже давно заметил это. История с челобитной Славинецкого была записана в тетради задолго до того, как Славинецкий подал свою челобитную.

И сразу рассеялся страх и тягость. Дерзкое воодушевление охватило Арсена. Он и на самом деле был властелином будущего. Ведь не могло же быть такого, чтобы великий государь ради челобития туповатого киевского монаха отменил решение Церковного Собора. После этой челобитной Славинецкого в лучшем случае ждала бы ссылка куда-нибудь на Соловки, но это он, Арсен, придумал, чтобы всё случилось так невероятно и так, как он придумал, — и случилось! Зачем же тогда бояться кого-то! Всё в его, Арсена, власти. Возбуждённо схватил Арсен отброшенное перо. Обмакнул в чернильницу, и тут рука его застыла. Арсен сообразил, что не знает, что надо писать. Не знает, чего он хочет...

Не выпуская из пальцев пера, встал Арсен. В задумчивости прошёл по келье к окну. Повернулся. Пошёл назад. Снова к окну. Всё быстрее становились шаги. Келья не велика была. Но всё быстрее ходил Арсен. К окну. Теперь поворот. К двери. Снова поворот. Почти крутился Арсен. Всё скорее. Всё скорее. Скорее придумать что-нибудь. Скорее. Скорее...

7

Сбылось всё, что было записано в тетради Арсена. Небываемое исполнилось. Необыкновенно быстро возвысился самозваный газский митрополит, никакое церковное дело не обходилось теперь без его участия. Красную, столько схожую с кардинальской мантию его часто в Кремле видели. Как тревожный огонь, ещё издалека, было видно Панталеона Лигарида.

Неспокойно в Москве было. Цены выросли невероятно, и с каждым днём всё больше становилось на Москве воровских денег.

Фальшивомонетчиков ловили, отсекали руки и прибивали на дверях денежных дворов, но цена медных денег продолжала падать. К лету за один серебряный рубль просили уже двенадцать медных.

А отрубленные руки чернели и гнили. Белые черви копошились в скрючившихся для какого-то страшного знамения пальцах. Сухим шепотком разносила молва по Москве имена главных воров — Шорина, Ртищева, Милославского... Шептались москвичи, что не только для обогащения затеяна ими денежная афера, но по наущению Польши, дабы помешать России закончить победою войну.

25 июля Арсен отправился в Немецкую слободу. Это число называл какан...

Идти надо было через весь город.

Волновался с утра на улицах народ. Громили дом Василия Шорина... Сбиваясь, толпами брели в сторону Коломенского, где проводил эти жаркие летние дни государь. Кричали все. Шумели.

Продвигаясь к Яузе, Арсен старательно обходил скопления народа и усмехался, думая, что если какан действительно выбрал нынешнее число для проведения мессы, то тут он маленько ошибся. Слишком уж возбуждены были сегодня москвичи...

Но в Немецкой слободе было тихо. Опрятные дома, чистые дворы... Дорожки аккуратно посыпаны песочком... Всё спокойно вокруг, правильно, чинно...

Остановился Арсен, соображая, куда идти. Тут мелькнула впереди знакомая фигура. Ускорил шаги Арсен. Побежал. Знакомая фигура свернула в переулок. Арсен устремился за нею. Но, когда добежал до поворота, никого уже не было в переулке. Только возле ворот аккуратного домика возился какой-то человек.

Думая спросить, не видел ли он кого здесь, Арсен подошёл поближе, и каково же было его удивление, когда в человеке этом узнал Иоганна. Того самого однокашника, что десять лет назад привёз его с лесного рынка в Немецкую слободу к какану, а потом пропал неведомо куда.