Воля дракона. Современная фантастика Польши

Между тем газ расползался все дальше. Он загнал половину колонии на противоположный край платформы. Люди добрались до стены Плаща, защищенной звездной голограммой, и на коленях умоляли Ковчег открыть проход. Мужчины кричали и проклинали, матери выли от страха, пытаясь защитить от беды рыжеволосых детей. Несколько выживших солдат из батальона химзащиты корпуса раздавали маски, хотя никто не верил в их эффективность. На рассвете уже несколько сотен человек трясло в ужасной лихорадке – они выбежали из дома без теплой одежды и обуви. Теперь до них дошло, что большинство из них не дотянет до следующей ночи. Вдали размеренно жужжал двигатель насоса.

Общество, которое я всем сердцем ненавидел, но чья воля к борьбе восхищала, умирало у меня на глазах. Когда Аланис спрашивала у меня, что я чувствую, я вежливо просил ее отвалить. Но не чувствовал ничего, кроме чудовищного удивления, что это происходит так легко и быстро. Я не мог понять, почему жизнь улетает от человека с такой скоростью из-за какой-то гребаной химической субстанции…

Три дня спустя последние рыжие, зажатые в самом дальнем конце города, зажимали руками потрескавшиеся губы. Запах горчицы становился все сильнее. Ветер неумолимо гнал по улицам обжигающую влагу. Топливо закончилось, и насос наконец остановился, но было уже слишком поздно, чтобы на ярусе B кто-то спасся. DLV ничего не сделал, чтобы спасти этих людей, словно тоже был поражен ипритом. Двухсоттысячная колония «случайно» свершила коллективное самоубийство.

Уровень В заполнили призраки и энергосущности. Поврежденная газом ткань корабля начала производить как нежить, так и живые существа. Гибкие деревья стлались по земле, как волосы Медузы. Из окон домов время от времени выстреливали искры, капли крови и тучи сверкающих бабочек. Я видел, как огромные водяные шары давили на своем пути все предметы зеленого или желтого цвета. С крыш, распухших от внезапной лихорадки, падали пальцы. За звездами, сползавшими по небесному своду псевдонеба, тянулся след фосфоресцирующей слизи. Человеческие лица, плавающие над тротуарами улиц… Град гнилых зубов, железных гвоздей и стеклянных бус… Висящие в воздухе золотые паутины… Большой парусник, в лучах солнца превращающийся в темную лужу…

Эта временная псевдожизнь одержимо наступала, просачиваясь через щели, заполняла все вокруг, будто хотела захватить весь этот мир. Сплеталась и прогрызалась, тесно сжимая круги, и спиралью вращалась в танце. Стремительно взмывала к небесной голограмме и медленно падала, как перышко, утерянное птицей. Впитывалась во все поры корабля и застывала на острых краях. И пульсировала в трепещущем, беспокойном ритме, в такт гудящим проводам Dieu Le Veut, которому ведь в конечном счете и должна будет подчиниться.

Тогда я во второй раз увидел проносящиеся мимо серые клубочки: вроде грызунов, питающихся на свалке энергосущностей, меж конских голов, велосипедных колес, женских грудей и ветряков, вертящихся от самого легкого ветерка. Все, что имело хотя бы зачатки ног, форму сферы или хоть одно сломанное крыло, пыталось уйти, убежать, забиться в самый темный угол, но клубочки всегда оказывались быстрее, умнее, ловчее. Все это было защитным механизмом Ковчега от новообразований жизни. Он загонял дымящуюся, черную, подсвеченную разными цветами, колышущуюся слизь, побитые микрократерами существа в тупик, чтобы там снова превратить их в бесформенную массу, заготовку для сознательных процессов. Везде носилась серая пыль, похожая на облака спор, выстрелянных созревшей грибницей. Через несколько лет, когда я выбрался из Муравейника, у меня была ужасная аллергическая реакция. Пока Аланис не пришла мне на помощь, из глаз постоянно текли слезы и капли нефти; да и позже было не лучше…

Я решил отправиться в колонию метисов. Хотя бы на время оказаться среди людей, а не в компании смотрящего на стену кататоника Джонсона. Я поклялся SI, что незаметно навещу это место и вернусь на корму. Это была последняя оказия. Следующий, короткий выход из левитации должен был произойти, когда колонисты уже будут потрескивать в спящем криорежиме перед входом в систему альфы Центавра…

– Знаешь, что такое GARDRAM? – неожиданно спрашивает Аланис.

Чувствую, что было бы лучше не знать, но отвечаю быстро и решительно:

– Расскажи.

9

С голубого неба лилось тепло, к которому метисы привыкли с детства, но для кое-кого извне это было жестокой пыткой. Я задыхался в пропотевшем камуфляже рядом с тотемным столбом, оснащенным нейронной сетью. Жители колонии С соорудили вокруг него сакральный круг и поклонялись ему почти как Богу. Ярко раскрашенная грубая колонна из голубого мрамора на главной площади города и была центром их мира. Я обошел вокруг, прячась в тени зданий и деревьев, высматривая в неподвижной южной сиесте белое платье Сибиллы.