Воля дракона. Современная фантастика Польши

– Нет, зной делает для меня такую дорогу слишком долгой.

– Несмотря на это, вы прибыли к нам из Окцитании в один из самых жарких месяцев. – Баптиста щурил глаза и крутил бокал так, чтобы свет свечей играл на его гранях. Красное вино в середине казалось кровью. – Путешествие в личных целях?

– Проведал приятеля отца. А что до жары, то, признаюсь, и не подозревал, насколько она будет сильна. Всем нам случается делать глупости, не правда ли?

Непринужденное признание ошибки выбило у Баптисты на время оружие из рук. Офицер поставил кубок и затеял разговор с Иохимом Радке, прибывшим в Соур в надежде на чудо для очень больной жены.

После ужина они вышли на террасу. Радке шел под руку с донной Катариной, хозяин дома сопровождал Юлию Августину. Доменик мог бы поторопиться и присоединиться к ним, но от предстоящего это спасти его не могло. Поэтому он еще задержался у стола и долил себе вина. Баптиста стал рядом.

– Я знаю, кто вы, – тихо сказал он.

Жордану, как и положено невинному человеку, следовало продемонстрировать удивление, но он этого делать не стал. Его самообладание, обычно являвшееся достоинством, теперь сыграло против него.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – прозвучало это фальшиво даже для него самого.

– А я думаю, понимаете. – Офицер схватил оливку и положил ее в рот. А потом, поскольку был ниже Жордана, привстал на носки и почти интимным шепотом сообщил: – Прошу помнить, я не спускаю с вас глаз. Достаточно и одной причины. В Нумидии очень не любят колдунов.

Баптиста вышел, а Жордан допил вино, прикидывая, какую совершил ошибку. Может, он забыл закрыть шторы, когда вчера поддался искушению и вынул листы из саквояжа на время? Может, выдал себя неосторожным словом? Так или иначе, но кто-то донес на него полиции. Впрочем, ошибки могло и не быть. Хватило факта, что Жордан выделялся из толпы, и не только одеждой, но и поведением. Одежду он мог сменить – на время путешествия он отказался от черных кафтанов, которые носил всегда и любил, – но вот образа жизни не мог. И пропитанным святостью, подозрительным, всюду вынюхивающим зло нумидийцам казался типичной фигурой «подозрительного иностранца».

Он объяснял это месяц назад епископу Малартре, пославшему его в Соур. «Я буду обращать на себя внимание, – сообщил он. – Не говоря уже о том, что никто и не подумает принять меня за набожного пилигрима». Особенно если речь идет о задании, которое требует полного погружения в общество – здесь Доменик Жордан был худшим кандидатом из возможных. Вот только его преосвященство аргументов слушать не пожелал. «Ты справишься, – объявил он, – а кроме того, долгое отсутствие в Алестре пойдет тебе на пользу». В глубине души Жордан подозревал, что главной причиной было последнее, хотя Ипполит Малартре свято верил в оздоравливающий эффект долгих путешествий. Видел бы он сейчас своего протеже, возможно, сменил бы мнение насчет его расторопности…

Доменик отставил кубок и вышел к остальным, на террасу. Баптисты не было. Очевидно, он уже попрощался и ушел. Хозяин дома тоже вернулся к своим обязанностям и собственноручно зажигал фонари на дворе.

Около огня кружились рои мелких насекомых, названия которых Жордан даже и не знал. Море лизало пляж широким языком светящейся лунным серебром пены.

Донна Катарина приглашающе кивнула, показывая на свободное кресло. Жордан уселся между ней и Радке, который морщась пил из небольшого бокала нечто разноцветное. Возможно, это было и лекарство, поскольку юрист в последнее время жаловался на боли в животе. Юлия Августина пробовала раскладывать пасьянс, хотя ветер с моря все время сдувал карты со столика.

– О чем вы разговаривали с тем офицером? – спросила донна Катарина.

Жордан наклонился в ее сторону.

– Сеньор Баптиста придумал, что я желаю вас всех убить, – сообщил он. – На счастье, мне удалось его подозрения развеять.

Донна Катарина снова захихикала, хотя на этот раз и несколько вымученно, а еще старушка казалась слегка задетой. Жордан подумал, что она на него и донесла. Почти уверился, хоть и с некоторыми сомнениями. А если не она, то кто? Иохим Радке с лицом грустного пса, охваченный мыслями об умирающей жене и заброшенной по причине ее болезни адвокатской практике? Йовальну, владелец дома, или его веселая жена, которая, правда, редко появлялась за общим столом, но когда это случалось, вгоняла всех в краску казарменными шуточками на идеальном окцитанском? Странная, прячущаяся по углам Клавдия с руками, покрытыми синяками, либо ее талантливый муж, который, если верить донне Катарине, женился на горничной только для того, чтобы иметь кого тиранить? А может, таинственная Юлия Августина, о которой никто ничего не знал наверняка?