– Думаю, будет лучше, если вы пойдете со мной, – сказал он на своей скверной латыни, не добавив при этом, что лучше для него, а вот для нее не обязательно.
Когда они шли пустыми улицами, город еще спал. Доменик прикинул, сколько пройдет времени, прежде чем кто-то найдет тела и оповестит местную полицию. Не больше двух-трех часов, решил он, а может, и меньше. У него была надежда, что к тому времени его спутница придет в себя настолько, чтобы ответить на пару вопросов, – если вообще ей удастся прийти в разум.
Он привел ее в закусочную, в которой в это время хлопотала лишь служанка, сметая фартуком со столов крошки. Жордан нашел более-менее чистый столик, усадил за него Юлию и минутой позже вручил ей глиняный кубок, полный пальмового вина.
Она выпила и перестала дрожать. И все-таки, глядя ей в глаза, Доменик все еще чувствовал, что смотрит на запотевшее стекло, которое кто-то изнутри все не может протереть, делая отчаянные попытки выглянуть наружу. Он подбирал подходящие слова, но прежде чем нашел, женщина сказала:
– Манус.
Жордан сморгнул.
– Простите?
– Манус, не манум. Не этот случай.
– А, так вы все-таки говорите по-окцитански.
Она сильнее стиснула пальцы на пустом уже кубке.
– Да, прошу извинить за обман, я о нем жалею. Донна Катарина заговорила со мной в холле. Она казалась милой, однако…
– Немного назойливой, – подсказал он. – И поэтому вы решили сделать вид, будто не знаете окцитанского?
Смутившись, она кивнула.
– Я нуждалась в доле приватности. Потом, ясное дело, об этом очень пожалела, господин Радке и донна Катарина очаровательные люди, а я проявила неделикатность, подслушав на террасе чужие разговоры.
Казалось, тень общественной бестактности волнует ее больше, чем смерть восьми человек. Жордан не удивился. Все-таки это было не самое удивительное открытие нынешнего утра.
– Вы знаете, что случилось? – спросил он.
– Я знаю, та милая горничная погибла, и донна Катарина… Видела кровь, текущую из-под двери ее комнаты. Это означает, она тоже мертва?
Жордан кивнул.
– Всех, кто был этой ночью в Доме пилигрима, убили, в живых остались только мы. И я не являюсь убийцей, если вас это волнует. – Ему пришлось в голову, что Юлия Августина может его попросту бояться. По крайней мере, он на ее месте себя бы подозревал. Не укрылось от его внимания, что женщина его к милым особам не причислила.
– Я знаю, это не вы, – шепнула она, – вы не могли бы этого сделать.
Он откашлялся.
– Почему вы так уверены?
Через ее лицо промелькнуло нечто вроде тени испуганной улыбки.
– Ох, дело не в вашем характере, а в… деталях. У вас на одежде нет ни капли крови, а у преступника она должна быть. Нельзя убивать так страшно и при этом не замараться.
Он взглянул на нее с любопытством и подсказал:
– Я мог и переодеться.
Однако Юлия энергично затрясла головой.
– Не было у вас на это времени. Кровь еще лилась из раны, когда я встала над телом той несчастной девушки. Получается, ее убили минутой раньше, верно?
Слегка ошеломленный, Жордан поддакнул. Эта женщина вызывала больший интерес, чем ему казалось поначалу.
В закусочную входили первые посетители: семья с мальчиком-инвалидом, которого слуга внес в тростниковом кресле, и шаловливой девочкой лет восьми. Жордан решил, что они возвращаются с первой, утренней молитвы, во время которой просили о чуде, способном излечить их сына. Их окружала такая мощная атмосфера надежды, что все они говорили шепотом, словно громкое слово могло ее развеять.
Доменик наклонился к Юлии и тоже понизил голос. Он не думал, что вновь прибывшие ими заинтересуются – у них хватало и собственных проблем, – однако рисковать не стоило.
– Если мы установили мою невиновность в убийствах, то не могли бы вы мне сообщить, что помните?
Она вертела пустой кубок в пальцах.
– Что я помню? – переспросила она.
При этом она вновь выглядела потерянно, и Жордан мысленно запасся терпением.
– Сегодня утром, с момента, как вы проснулись, до того, как я встретил вас на пороге комнаты.
– Что ж, я встала раньше, поскольку хотела отправиться в церковь, оделась, уложила волосы…
– Вчера вы не попросили о помощи горничную?
– Я не привыкла к этому, поскольку обслуживаю себя сама и не хотела никого утруждать.
– Сколько времени прошло от вашего пробуждения до того, как вышли из номера?
– Около получаса. – Она заколебалась. – Вы думаете, что пока я одевалась, та несчастная девушка ходила по коридору?
Он кивнул, и женщина задрожала.
– Клянусь, не слышала ничего. Только шаги, а потом звук, словно бы кто-то споткнулся, однако я и не представляла… мне и в голову не пришло, что случилось нечто важное, и поэтому я не выглянула.
– Вы не слышали ни одного крика?
– Нет, уверена, никто не кричал. А вы проверили… и в самом деле они все умерли?
Он подтвердил.
– За исключением нас двоих. И может быть, Клавдии Зекондин, которая исчезла из своей комнаты.