Воля дракона. Современная фантастика Польши

Возможно, на него попросту донес кто-то из слуг? Большого значения это не имело, хотя он и желал бы знать имя доносчика для чистого удовлетворения, порождаемого знанием. Главный же вопрос сейчас звучал так: а что дальше? В Окцитании Жордан находился под защитой епископа Малартре; здесь, на чужой территории, он мог рассчитывать только на себя. В случае ареста выручать его некому, и через неделю, в крайнем случае две – нумидийское правосудие действует быстро – его тело подвесят на виселицу для потехи толпы. Неважно, что никаким колдуном он не был, а только перевозил опасную рукопись. Самого факта, что при нем было нечто подобное, хватит для осуждения. Жордан даже и не подумал добавить, что черной магией интересуется давно и что пробует исследовать ее научными методами, на что в Нумидии так же, как и в Окцитании, смотрят весьма неодобрительно.

Первым его намерением было тотчас возвратиться в комнату, собрать сумку и исчезнуть, однако это выглядело бы как признание вины. Поэтому позднее он решил остаться еще на одну ночь и вести себя так, словно ничего не случилось.

* * *

Юлия Августина прекратила раскладывать пасьянс и принесла книжку, которую внимательно читала, несмотря на то что лампы на террасе давали уже не так много света и на самом деле – так догадался Жордан – служили более созданию интимного настроения для ищущих уединения пар. Донна Катарина долила себе вина, а Радке решился на следующий кубок подозрительной настойки, похоже-таки не являющейся лекарством. Когда старушка попыталась угостить его мерло, Жордан отказался. Алкоголь, правда, помог бы ему заснуть, но вино и жара показались ему слишком рискованной комбинацией, да к тому же наутро ему следовало иметь ясную голову.

Разговор прерывался все чаще, но никто из расположившихся на террасе не спешил вернуться в свою комнату. Наконец Радке встал и уже открыл рот, наверняка чтобы попрощаться и пожелать всем спокойной ночи. Не удалось ему это сделать, поскольку в одной из комнат наверху вдруг послышался сначала нечленораздельный мужской крик, а потом звук упавшего тела и женские рыдания.

Юрист закрыл рот, Юлия Августина вздрогнула и оторвала взгляд от книжки. Рыдания сменились причитаниями, перемежающимися стонами, мужчина все еще вопил – и довольно невнятно, словно был пьян.

– Это не может так дольше продолжаться! – воинственно сказала донна Катарина. – Кто-то должен что-то сделать.

Ее взгляд не отставлял сомнения в том, что этим «кто-то» окажется не она, а один из мужчин. Радке безнадежно покачал головой, Жордан смотрел женщине в глаза.

– По закону муж имеет полную власть над женой. Что мы можем предпринять, по вашему мнению?

Донна Катарина фыркнула, выражая тем самым свое отношение к закону. Радке пробормотал нечто трудноразличимое. Юлия Августина напряженно прислушивалась к звукам, долетающим из дома, а ее тонкие бронзовые пальцы, сжатые на книге, побелели. Клавдия кричала теперь громче, а ее муж тише, и это не напоминало уже отголосок скандала, а скорее… просьбу о помощи?

Жордан взглянул на адвоката и увидел в его глазах беспокойство.

– Кажется, мы должны… – начал Радке.

Никто не решился узнать, что они должны сделать, поскольку в этот момент из дома выбежала, размахивая руками, горничная – та самая, с которой Жордан разговаривал после полудня и которая за прошедшее время явно припомнила много окцитанских слов.

– Господин Зекондин очень болен! – кричала она. – Господин доктор, вы ведь поможете, да? Сейчас, быстро, надо идти!

Когда Жордан встал, донна Катарина схватила его за руку.

– Прошу, – шепнула она. – Может, вы подумаете?

– Над чем?

– Вероятно, для всех будет лучше, если сеньор Зекондин не выздоровеет?

– Может, это наказание, – так же тихо сказал Радке. – Не следует противиться воле божьей…

Жордан выдернул ладонь из пальцев старушки. Не придерживался он высоких моральных принципов, но и стоять, прислушиваясь, как некто страдает, не собирался.

– Искренне сомневаюсь, что в той комнате бог лично убивает человека, однако если и так, то он мог бы выбрать себе иное место.

Спускаясь с террасы вслед за горничной, он на мгновение оглянулся. Радке и донна Катарина разговаривали, не глядя в его сторону. Зато на него глядела Юлия, и на ее лице читалась такая ненависть, что врач вздрогнул.

2

Он не знал, что его разбудило, однако открыл глаза сразу, чутко и настороженно ощущая окружающий мир. Ветер шевелил портьеры, а через открытое окно с тихим дуновением, приносящим с собой соленый запах моря и крики чаек, вливался розовый рассвет. Воздух после ночи был свеж, еще не дышал жаром, хотя в нем уже и чувствовалось подступающее тепло.

В Доме пилигрима царила тишина – никто не суетился, готовя обеденный зал к завтраку, на дворе не слышно было шагов слуг, спешащих к конюшне или каретному сараю. Тишину нарушала только капель, эхо капель, через регулярные промежутки ударяющих по плиткам, которыми был выложен холл.

Жордан некоторое время прислушивался, однако, кроме капели и громких криков чаек, не услышал ничего. Поспешно одевшись, он взял пистолеты и вышел в коридор.