Воля к смыслу

В качестве примера сошлюсь на рассказ раввина Эрла Гроллмана, которого однажды вызвали к женщине, которая умирала от неизлечимой болезни. «Как мне принять мысль о смерти и ее реальность?» – спросила она. И дальше, как рассказывает раввин, «мы много раз с ней об этом говорили, и я, по обязанности раввина, приводил ей различные учения о бессмертии, которые допускает наша вера. А потом, как дополнение, я упомянул концепцию доктора Франкла о ценности позиции. Богословские доводы в целом не произвели на нее особого впечатления, зато понятие о ценности позиции пробудило ее интерес, особенно когда женщина услышала, что основатель этого учения – психиатр, выживший в концлагере. Этот психиатр и его теория завладели ее воображением именно потому, что он знал страдание не только с теоретической стороны. И женщина тут же приняла решение: раз уж она не может спастись от неизбежного страдания, она, по крайней мере, сама будет определять свое отношение к болезни. Она превратилась в твердыню и опору для всех близких, чьи сердца раздирала скорбь. Сначала это была скорее “бравада”, но со временем жест стал наполняться значением. Женщина призналась мне: “По-видимому, единственное мое притязание на бессмертие заключается в той манере, в какой я приму это испытание. И хотя боль порой становится невыносимой, я обрела внутренний мир и удовлетворение, каких прежде не знала”. Она умерла достойно, и наша община помнит эту женщину и ее неукротимую отвагу».

Я не хочу в этом контексте подробно останавливаться на связи логотерапии с богословием{66}. Для этой темы я оставляю последнюю главу книги. Пока достаточно будет сказать, что в принципе ценность позиции возможна независимо от того, признаёт ли человек религиозную философию жизни или нет. Концепция ценности позиции проистекает не из моральных или этических предписаний, но скорее из эмпирического опыта и фактического описания того, что происходит в человеке всякий раз, когда он оценивает свое или чужое поведение. Логотерапия основана на утверждениях о ценностях как фактах, а не на суждениях о фактах как ценностях. И один из таких фактов: обычный человек оценивает тех, кто несет свой крест с «неукротимой отвагой» (как выразился раввин Гроллман), выше, чем тех, кто попросту добивается успеха, даже чрезвычайно большого успеха, как в сфере бизнеса и обогащения, так и в сфере плейбойского покорения женщин.

Позвольте подчеркнуть, что ценность позиции применима только «к судьбе, которую невозможно изменить». Никакого смысла нет в том, чтобы страдать от болезни, которую можно вылечить, – запускать операбельную опухоль, например. Это больше похоже на мазохизм, чем на геройство. Стоит проиллюстрировать эту мысль более конкретным примером. Однажды мне попалась на глаза немецкая реклама в форме стихотворения. На английский язык его перевел мой друг Джозеф Фабри:

Все удары судьбы
Терпеливо сноси,
Но клопов не терпи:
«Розенштайн» купи.

Ричард Траутманн в рецензии{67} на мою немецкую книгу Homo patiens{68} совершенно справедливо говорит, что «страдание есть то, что следует устранять любыми средствами и любой ценой». Однако мы вправе предположить, что он как врач вполне осознает: порой страдание оказывается неизбежным. Каждый человек рано или поздно обречен умереть, а до того – страдать, и тут не спасут все достижения науки, столь превозносимые прогрессизмом и сциентизмом. Закрывая глаза на эти экзистенциальные «факты бытия», мы лишь поощряем эскапизм пациентов-невротиков. Желательно избегать страдания, насколько это возможно. А как быть с неизбежным страданием? Логотерапия учит, что боли следует избегать до тех пор, пока остается возможность ее купировать. Но когда выясняется, что изменить причиняющую боль ситуацию невозможно, ее не только нужно принять, но и возможно преобразить во что-то осмысленное, в достижение. И неужели, хотел бы я знать, такой подход впрямь «выражает регрессивную тенденцию к самодеструктивной покорности», как утверждает Ричард Траутманн?

В некоторых аспектах концепция ценности позиции шире, чем мысль, что в страдании можно обрести смысл. Страдание лишь одна составляющая того, что я называю «трагической» триадой человеческого существования. Эта триада состоит из боли, вины и смерти. Ни один человек не может сказать о себе, что он никогда не сбивался с пути, никогда не страдал, никогда не умрет.

Здесь, как заметит читатель, вводится третья триада. Первая состоит из свободы воли, воли к смыслу и смысла жизни. Смысл жизни образуется второй триадой – ценностями творчества, переживания и позиции. А ценности позиции мы раскладываем на третью триаду – осмысленное отношение к боли, вине и смерти.