Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

938. До чего же аристократический мир сам себя всё больше и больше обескровливает и ослабляет! В силу своих благородных инстинктов этот мир отметает собственные привилегии, а в силу своей утончённой сверх-культуры обращает свой интерес к народу, слабым, сирым, бедным, поэзии всего убогого и т. д.

939. Бывает такая благородная и опасная неосторожность, позволяющая сделать глубокие выводы: это небрежность избыточно богатой души, которая никогда не утруждала себя ради друга, а знает только дружелюбное гостеприимство, только его практикует и умеет практиковать: сердце и дом открыты настежь для всех и каждого, входи, кто хочешь, будь то нищий, калека или король. Это и есть настоящее радушие к людям: кому оно свойственно, у того множество «друзей», но, вероятно, ни одного друга.

940. Учение * обращено к людям с изобилующей силой, — не к посредственностям. и — только одна ступень высоты: выше стоит «золотая природа».*

«Ты должен» — принцип безусловного послушания у стоиков, в христианских и арабских орденах, в философии Канта (неважно, послушание ли это высшему существу или понятию).*

Выше, нежели «ты должен», стоит «я хочу» (герои), выше, нежели «я хочу» — «я есмь» (боги греков).

Варварские божества не выражают никакого стремления к мере — в них нет ни простоты, ни лёгкости, ни соразмерности.

941. Смысл наших дворцов и парков (а вместе с тем и смысл всякого стремления к богатствам): убрать с глаз долой беспорядок и пошлость и создать родину для благородства души.

Большинство, правда, полагают, что и впрямь станут возвышенными натурами, если испытают воздействие этих прекрасных и покойных предметов: отсюда повальная мода на Италию, путешествия и т. д., отсюда же вся мания чтения, походов в театр. Они хотят подвергнуться формовке — вот весь смысл их культурной работы! Тогда как сильные, властные хотят формовать сами и не иметь вокруг себя ничего чуждого!

Вот так же люди уходят и к великой природе, не ради того, чтобы найти себя, а чтобы потерять в ней себя и забыться. «Быть вне себя» — как желание всех слабых и недовольных собой.

942. Есть только урождённая знать, знать по крови. (Пояснение для ослов: я имею в виду не словечко «фон» и не Готский альманах.*) Когда же заходит речь об «аристократии духа», то тут обычно не бывает недостатка в поводах для утайки; ибо это, как известно, нечто вроде почётного титула среди честолюбивых евреев*. Но один только дух не облагораживает; скорее ему самому потребно нечто, что его, дух, облагораживает. Что же ему для этого потребно? Благородство кровей.

943. Что такое благородство?

— Тщательность во всём внешнем, пусть даже с некоторым оттенком фривольности в слове, одежде, поведении, если этот оттенок отделяет, держит на расстоянии, не позволяет не отличить.*

— Замедленность жеста, а также долгий взгляд. Истинно ценных вещей на свете не так уж много, и они сами собою тоже тянутся к чему-то ценному. Мы скупы на восхищение.

— Достойное перенесение бедности и лишений, а также болезни.

— Уклонение от мелких почестей, недоверие к тому, кто лёгок на похвалу: ибо хвалящий всерьёз полагает, будто понимает, что он хвалит: однако понимать — Бальзак, этот типичный честолюбивец, хорошо это разгадал — comprendre c’est 'egaler*.

— Наши сомнения в сообщительности сердца уходят в самую глубь; одиночество не как избранный удел, а как данность.

— Убеждение в том, что обязательства можно иметь лишь перед равными себе, с прочими же придерживаться той мысли, что только inter pares* можно надеяться (к сожалению, далеко ещё не рассчитывать) на справедливость.

— Ирония к «одарённым»; вера в урождённое благородство также и в нравственном.

— Всё время чувствовать себя тем, кто привык «раздавать» почести, тогда как сыскать того, кому дозволено чествовать тебя, отнюдь не просто.

— Всё время в маскараде: чем выше разбор, тем более нуждается человек в инкогнито.* Бог, если бы таковой существовал, хотя бы из соображений приличия объявлялся бы в миру только человеком.

— Способность к otium, безусловная убеждённость в том, что ремесло, труд в любом смысле хотя и не позор, но, конечно, вредят благородству. Не «прилежание» в буржуазном, мещанском смысле, как бы высоко мы его ни чтили, и не как те беспрерывно кудахчущие художники, что творят, словно куры: покудахчут, снесут яйцо, и снова кудахтать.

— Мы «покровительствуем» художникам и поэтам и вообще всяким мастерам своего дела: но как существа высшие по роду, нежели те, которые только что-то умеют, нежели просто «продуктивные люди», — мы себя с ними не смешиваем.