Воля небес

Вскоре на дороге показался русский обоз. Он тоже был небольшим, а потому проехал быстро, оставив встревоженных горожан с надеждой дожидаться вестей. Ведь от того, что происходило там, в густых чащобах, зависела и их жизнь, их судьба…

Утро двадцать восьмого июля османская армия встретила на реке Пахре, что пересекала серпуховскую дорогу возле деревни Молоди. Быстро собравшись, с первыми лучами солнца завоеватели двинулись дальше.

В это самое время оживал и русский лагерь. Рати встали на ночлег уже глубокой ночью и теперь, в легкой утренней дымке, торопливо расставляли поперек склонов небольшого взгорка щиты гуляй-города. Собранные из бревнышек в голову толщиной, они не пробивались ни стрелой, ни пулей, а высота в полторы сажени не позволяла их перелезть. Вроде и немудреное укрепление, но прочное, многие вороги об него зубы обломали.

После завтрака к лагерю Басарги Леонтьева, расположившемуся вокруг ларца с чудодейственной святыней, чуть на отшибе от общего ратного стана, подошел князь Хворостинин, поманил рукой новика:

– Пойдем, Ярослав. Твоя мысль, тебе и за исполнением следить.

– Новик мой, я с ним поскачу! – тут же поднялся подьячий.

– Дело твое, – пожал плечами воевода.

– Тришка, коня! – приказал Басарга. – Остальным шатры разбивать и кошмы разворачивать, дабы было куда раненых класть. Не забывайте, сие есть наша забота!

Бояре головного полка как раз поднимались в седла. Отряд, ведомый князем Андреем Хволынским, уже втянулся в дорогу. Воины Дмитрия Хворостинина поскакали следом.

Накатанный тракт был широким, полтора десятка всадников бок о бок помещались с легкостью. Да еще и по сторонам путники лес изрядно подызвели – на сотню сажен по обе стороны можно было разойтись. Но нужды такой покамест не было. К чему в неудобье ноги лошадям ломать, коли и так места всем хватает?

Дорога нырнула вниз, вброд пересекла Пахру, снова потянулась вверх, пошла через вытоптанное до черноты поле. Вестимо, именно здесь османские рати и ночевали.

Неожиданно откуда-то впереди послышался грозный протяжный вой, быстро сменившийся звоном железа.

– Началось, – негромко произнес Дмитрий Хворостинин. – Князь Хованский с татарами столкнулся.

К удивлению Басарги, воевода, несмотря на тревожные слова, ускорять шага не стал, вел своих людей все той же мерной походной рысью, не сильно утомляющей лошадей.

Еще полверсты – и дорога исчезла. Вместо нее от деревьев и до деревьев расстелилось поле, бурое и жидкое от крови, заваленное телами людей и конскими тушами, полное стонов и жалобного ржания, криков с просьбой о помощи. Среди всего этого ужаса бродили бояре и холопы, иные увечные, другие видом вполне целые, но явно не в себе. Одни пытались поднять кого-то, найденного среди сраженных, другие ловили редких лошадей с пустыми седлами.

Татар среди уцелевших не было, а значит, князю Хованскому смять прикрытие обоза удалось.

Еще полверсты, и впереди показались стоящие на дороге всадники, несколько сотен. В забрызганных доспехах, без рогатин, частью без щитов, с порубленными плащами. Это были остатки отряда князя Хованского, изрядно потрепанные схваткой победители. Увидев подмогу, бояре разошлись, открывая густой строй копейщиков – рядов десять, перекрывающих дорогу от леса и до леса. Далее на тракте поспешно удирали растянувшиеся вдаль до самого горизонта бесконечные ряды дробин, возков, таратаек, телег, колымаг, шарабанов, кибиток и прочего обозного счастья.

Нарядные янычары выставили перед собой густой частокол длинных пик и отступать явно не собирались.

– Не посрамим звания русского! – оглянувшись, крикнул боярам князь Хворостинин и опустил личину шлема. Перехватил из петли в руку рогатину, подтянул поводья, крепче взялся за щит. – За мной! Ур-ра-а!!!

– Ярослав… – Басарга хотел сказать мальчишке держаться позади, но дружный боевой клич уже потряс воздух, и все, что оставалось боярину, так это попытаться скакать быстрее сына, чтобы прикрыть его собой. – Ур-ра-а!!!

Кованая рать дала шпоры коням и стала разгоняться, сотрясая саму землю ударами тысяч копыт. Две сотни сажен, сто, полсотни… Уже летя галопом, Басарга принял чуть правее, смещаясь в сторону Ярослава, опустил рогатину, приподнял щит.

Десяток копий, направленных прямо в подьячего, пронзили коня, ударили в щит, едва не вырывая из рук, резанули по плечу, срывая верхнюю пластину юшмана – но это уже не имело значения. Мчащийся во весь опор скакун даже мертвый продолжал лететь вперед, сминая и первый, и второй, и третий ряды копейщиков. Уже вылетая из седла, боярин что есть силы толкнул рогатину вперед, направляя ее в грудь янычара из пятого ряда, пронзая и его, и воина за ним, разжал руку, кувырнулся, спиной врезаясь в кого-то из врагов, ударил назад окантовкой щита в надежде покалечить еще кого-нибудь, провалился вниз, втянул голову в плечи и поджал ноги, прикрываясь щитом.