Воля цвета крови

– Мои предки приехали в Россию из Польши. И имя такое же – не то польское, не то белорусское. Мои родители еще молодыми переехали в Казань и обосновались в городской Суконной слободе. А родилась я двадцать один год назад. В сорок первом отец был призван на фронт и в феврале сорок второго погиб в атаке на населенный пункт Холмец во время Ржевско-Вяземской наступательной операции. Мать пару месяцев поплакала, потом где-то еще через месяца полтора привела в дом нового мужика. Этот мужик пожил с нами примерно с месяц. Потом у них там чего-то не заладилось, и она его выгнала, но привела другого. С тем тоже что-то не заладилось, она и его прогнала. В общем, мужики у нее менялись часто, я даже всех и не упомню. А когда они напьются, так ко мне начинают приставать. Не выдержала я всего этого и ушла из дома. Мне тогда шестнадцать лет было.

– Так чем ты промышляешь? – широко улыбнулся Пижон, не ожидая услышать откровенный ответ.

– Карманница. Не сразу я тебя узнала, только когда ты меня уговаривать стал, поняла, что это тот фраер, у которого я лопатник подрезала.

– Ошиблась ты, девочка, не фраер я, а вполне уважаемый урка. А подрезала ты у меня восемь сотен рубликов. Хорошие деньги!

– Потратила быстро.

– И как же ты жила потом без матушки? – подцепил вилкой кусок буженины Олег. – Трудно, наверное, было?

Девушка пожала плечами:

– А что еще мне оставалось делать? Подворовывала понемногу. Благо учителей было немало. Тетя Маруся у меня была такая… Многому меня научила, двадцать лет отсидки у нее было. Через год она умерла, – взгрустнула Лелька. – Уже через год я могла запросто потырить у фраера лопатник или срубить шмеля[34] у какой-нибудь зазевавшейся гражданки, а то и снять с рук у купца[35] золотые часики.

Разговор получался интересный.

– И с кем же ты работала? – задымил папироской Пижон, стряхивая пепел в серебряную пепельницу.

– Поначалу с тетей Марусей, потом одна.

– Делиться, что ли, не хотела? – хмыкнул Пижон.

– Как-то сложилось так. Когда тетя Маруся умерла, я одна осталась. Для меня так проще.

– Одной-то всегда сложнее. Поддержки нет, – высказал свое мнение Пижон.

– Труднее, – легко согласилась карманница, не забывая распробовать блюда, стоявшие на столе. – Случалось, после богатого слама ходила настоящей королевной, случалось, и голодала, считая копейки на хлеб и квас. Вот и сегодня, когда ты меня на базаре встретил, пошла купить хотя бы полбуханки ржаного хлеба, чтобы хоть чего-нибудь поесть. Денег практически не оставалось. И не работалось, поскольку для щипача, да и вообще любого марвихера[36], помимо умения, нужен еще фарт. А им в последнее время что-то и не пахло…

– Я вижу, ты крепко поиздержалась, – промолвил Пижон, оглядывая довольную обедом Лельку, сам довольный от того, что девушка насытилась.

– Есть такое, – ответила карманница, отогнав от себя очередную волну сонной неги.

– Жить-то тебе есть где? – деловито поинтересовался Пижон, прикидывая что-то в уме.

– Ну-у… – неопределенно протянула девушка. Этот вопрос явно ввел ее в замешательство.

– Ясно, – констатировал Рамзин-Васянин и спросил: – Ты наелась?

– Да-а… – Лелька довольно похлопала себя по животу.

– Тогда пойдем…

Рассчитавшись, они вышли из ресторана и направились в конец улицы. Когда подошли к красивому полукруглому четырехэтажному дому с редкими балкончиками, примыкающему к площади Куйбышева, – строение грандиозное, впечатляющее, похлеще всякого Колизея, – Пижон спросил, указывая на дом:

– Нравится дом?

– Да, – просто ответила Осинская.

– Значит, ты будешь здесь жить…

– А ты где живешь? – посмотрела на благодетеля Лелька уже совершенно иными глазами, нежели когда повстречала его на базаре.

– Да тут, недалеко… – неопределенно ответил Пижон.

Пижон не собирался скрывать адрес своего проживания от Лельки. Просто сейчас еще не подошло время, чтобы раскрывать все карты…

Некогда «Коммерческие номера» купца Василия Колесникова с гостиницей, рестораном с дамским оркестром и кинематографом теперь служили городу жилым домом с неплохой механизированной столовой вместо ресторана. Дамского оркестра в столовой, конечно, более не имелось, зато выбор мясных и постных блюд был исключительно широк, – все-таки центр города, а не какая-нибудь окраина вроде Калугиной Горы или Суконной слободы. Пижон с Лелькой неспешно обошли дом, вошли в один из двух подъездов и поднялись на второй этаж. Рамзин-Васянин покрутил дверной звонок, дверь, обитая дерматином, почти сразу открылась.

– Здравствуйте, – поприветствовал Пижон открывшего дверь пожилого мужчину.

Потом Рамзин-Васянин негромко сказал мужчине несколько слов, тот понимающе покивал, ушел и через полминуты вернулся с ключами, которые передал Пижону:

– Вот.

– Благодарю, – Пижон вежливо поблагодарил мужчину и кивнул Лельке – мол, следуй за мной.

Они поднялись этажом выше. На лестничной площадке третьего этажа было всего две квартиры, причем одна у самого входа на лестничную площадку, а другая – через деревянный переход с перилами – в самом ее конце. Пижон с Лелькой прошли именно к дальней квартире, и Рамзин-Васянин передал ключи Лельке: