Воля вольная

На карте иной раз так все логично выглядит. Любо-дорого — сидишь, пьешь кофе в тепле и светле, покуриваешь, пальцем ведешь по бумаге — все ясно, топай себе и топай помаленьку, мимо никак не пройдешь! В тайге же, через какое-то время начинаешь под шапкой чесать, да хмуриться на ту же самую карту, и курить уже не хочется — все по-другому!

Если б мужики поглядели сейчас карту, где были обозначены Степановы зимовья, они, возможно и отказались от своей затеи. Но… иногда вера, что делаешь нужное дело, бывает важнее любых самых точных знаний. Ну и плечо товарища, конечно.

Помолчали, покряхтывая, давая отдых спинам и костям. Поваренок зашевелился, вышел на улицу, погремел лесенкой, влез под крышу избушки. Снял матрасы, увязанные с подушками и завернутые в кусок полиэтилена:

— Принимай, дядь Сань!

Затопили печку, вставили и законопатили окно, расположились. Колька варил. Дядь Саша перетаскал из «Урала» что надо было, принес воды. Прилег на лежанку и наблюдал потеющий потолок. Печка гудела, как реактивная, дверь нараспашку, но в избушке все равно было жарко. Колька пережаривал лук, им вкусно пахло на все зимовье:

— Сейчас узнаем последние новости, я уже подключился, у него антенна путем стоит. Сейчас дожарю. Что там дома-то, хе-хе! — И смешок у Кольки был нервным, и в руках маленько не держалось, то одно ронял с беззлобными матюками, то другое…

— Это да… Попроси свою, пусть моей позвонит.

— Понятно. — Колька шершаво брякнул пустую сковородку на печку, налил туда горячей воды из чайника. Зашипело.

— Давай, настраивай, я помою. — Дядь Саша сел на нарах.

Через час они все знали. Колька матерился бессмысленно и сверх всякой меры и не сидел на месте.

— Ну, твари! — И чуть помолчав, опять: — Нет, ну ни х… себе! Ты понимаешь! Погоди, погоди… — Мысли роем бились у него в голове и не давали ничего понять.

— Получается, мне тоже надо в бега подаваться! Так, дядь Сань? Там больше пятисот килограмм, даже если по тысяче посчитают, уже пол-лимона. А в особо крупных, это сколько надо?

— Не знаю, миллион, кажется…

— Лет пять могут впаять? — вопросительно глянул на дядь Сашу.

— Да ладно, кто тебе впаяет, у тебя детей полон дом! Галя же сказала, что не приходили больше! Может, заберут и все?

— А как, заберут! Пол-лета корячился!!!

— Я не понял, ты чего хочешь? Сесть, что ли? Пусть уж забирают…

— Нет, это да! — Колька сморщился и продолжил совершенно серьезно. — Но жить тогда вообще не на хер…

— Придумаем чего-нибудь, может, правда, на Якутскую сторону ходку сделаем?

Колька сгорбился, смотрел куда-то в темный угол зимовья и не отвечал.

21

В это время на другом конце участка, километрах в сорока, в другом зимовье Степана Кобякова раскладывались уставшие, как собаки, Студент с Слесаренкой.

Они поднимались снизу, как по их соображениям должен был заходить на участок Степан. Выехали в ночь, покемарили коротко в Эйчане, и к полудню, отмахав на снегоходах сто пятьдесят километров, были на участке. Обедали в большом нижнем зимовье на ключе Поповка, оставили Степану записку, долили бензин в баки и двинулись вдоль Эльгына по Степановой вездеходной дороге. Впереди Студент на нелепом белого цвета «Буране», с нартами, гружеными горой, за ним Андрей тянул в нартах двухсотлитровую бочку бензина и несколько канистр.

Солнце уже село, когда подъехали к зимовью, но было еще светло. Лица обоих были слегка бордовые и в крепком куржаке. Особенно густые брови Студента. С морозными скрипами слезли со своих «коней».

Затопили, лампу на батарейках к потолку пристроили, чайник поставили, стали потихоньку располагаться, снимали с себя теплое. И так же, как и дядь Саша с Колькой, наладив рацию, узнали про обыски в поселке. Про то, что опять все выгребли у Иванчука. Андрей сидел с микрофоном в руках и, убавив громкость, молчал. Рация трещала, шипела и тихо кричала голосом разных мужиков. Шутки шутила. Всего сутки не были дома, и такое. Он положил микрофон, выключил рацию. Долго задумчиво искал зажигалку по карманам. Она перед ним на столе лежала. Положил на нее руку и нахмурился решительно:

— Я поеду! — сказал твердо.

— Куда? — очнулся Студент.

— Домой… — Андрей чиркнул зажигалкой.

Встал, взял вещи с нар, которые не успел разложить, и вышел. Облако синего сигаретного дыма повисло у распахнутой двери. Все правильно, — думал Студент, — у него девчонки.

— Хочешь, с тобой поеду? — спрсил в дверной проем.

— А как же Кобяк? — Андрей снова втиснулся в избушку. Сел за стол и поставил перед собой банку тушенки.

— Не знаю, может, оставить «Буран» здесь и уехать… — Студент сел напротив.

— Чертовы менты херовы! Я так и не понял, у меня был обыск или нет? Ну, это не важно! — Андрей вынул нож, одним движением сунул его сквозь крышку банки и, провернув, наполовину вскрыл, до конца довел, отогнул язычок крышки. — Не дай Бог сунутся, — буркнул себе под нос.

Печка трещала и подванивала дымом. Молча ели холодную тушенку, двигая друг другу банку, хлеб резали, потом вторую банку открыли. Дышали морозным паром в свете лампы. На улице окончательно стемнело.