Воля вольная

— Москвич на «Ямахе» не найдет, а мы пешком найдем? Картой твоей я завтра задницу вытру! И все! Надо возвращаться до Москвича, что делать? Оставить ему и той дорогой назад. Там все пропилено…

Колька молчал. Ему нечего было предложить. Одно он точно знал — ему почему-то самому хотелось отдать все это Степану.

— Пойдем вдоль речки, тут у него избушки. Все равно где-то он будет? — сказал Колька и по его голосу ясно было, что сам он не очень верит в то, что говорит.

— Не знаю… а если он куда-то… капканы ставить отойдет? Да мало ли!

— Куда он отойдет без «Бурана». Лыжи у него и все…

— Ну да… иголку в тайге будем искать. Может, он вообще не здесь… — дядь Саша говорил все это спокойно, понятно было, что он совсем не против пойти, просто домой было поехать лучше. — Давай, наливай твоих рябчиков. Тяги-то с них никакой, ухи бы сейчас жирной… или Полькиных щец со свининкой…

Ели молча. Дядь Саша, наложив полмиски майонеза, похваливал Колькино варево, тонкие птичьи косточки брезгливо все же откидывал в сторону от костра.

— Ничего он, этот Жебровский… не жадный, — сказал вдруг.

— Ну… Мне тоже отвалил… а чего это он должен быть жадным? — не понял Колька.

— Да маленький, и лицом темный какой-то, мне всегда казалось, что если лицо темное, то жадный…

Колька даже есть перестал.

— Получается, что я жадный!

— Почему? Я не про тебя…

— Как же, маленький и лицо у меня… Ну, это я!

— Да не лицо, а… глаза… взгляд какой-то… непонятный.

— Тут не лицо, что-то у него не так… в жизни. — Колька задумался. — Все-таки у него там семья. Правильно? Чего от нее бегать? Кого искать?

— Люди по-разному живут… — философски заметил дядь Саша. — Ты, что ль, часто дома бываешь?

— Я все время дома, чего мне тут — день делов, и вот он я?

— У него другое, видишь как… — Дядь Саша задумался, — вот он достал спутниковый и поговорил с женой: как дела, то-се…

— Когда он разговаривал? — удивился Колька.

— Ну, я, например, говорю… есть же у него телефон.

— Телефон есть, а он ни разу не звонил. Какой-то он один, получается, совсем. Скучно так жить… И дети, чего детей бросать?

— Это просто у тебя маленькие еще, подрастут, они тебя сами бросят. И спрашивать не станут.

— Да я не об этом… видно же, что ему все эти наши дела — икра, менты-козлы… мы обсуждаем, а ему все равно. Прямо терпел, когда мы у него в зимовье жили.

— Ну, понятно, мужик за десять тысяч верст приехал на охоту, и с нами возится.

— Все-таки люди должны поддерживать друг друга… — Колька глядел серьезно.

Холодало. Промокшие и не высохшие части одежды схватывало дубарьком. Дядь Саша залез в кузов, качнул бочки с бензином, проверяя, сколько осталось, и завел мотор. Морозный таежный воздух запах выхлопом.

— Айда, давай, вдвоем теплее! — позвал Кольку из кабины.

Утром ветерок разгулялся, вьюжило от реки, засыпало кабину снежком с деревьев, выбираться не хотелось, но и спать сидя уже устали. Колька с матерками на погоду и природу, прихватив телогрейку, соскочил с высокой подножки, хлопнул дверью и пристроился к лиственнице. Другой рукой шапку поправлял, ветром сдувало. Дядь Саша тоже, кряхтя и морщась, полез из теплой кабины.

Запалили костер, грелись, чай пили, доели остатки шулюма, поспорили малость, дядь Саша сверху к своему мешку привязал еще овчинный полушубок, и отправились вниз по Эльгыну. Уговорились идти до первого зимовья и там посмотреть — ночевал, не ночевал, как вообще дела и обстановка. Там и решать, что делать дальше.

Вдоль реки вскоре нашелся буранный путик, заблудиться было невозможно. Сквозь мелкие прозрачные облака проглядывало тихое солнце. Ветер стих и идти было тепло. Дядь Саша время от времени крутил головой и произносил: «О! Тут вот я бы проехал на своем, тут широко. Не лентяй, сосед-то мой, смотри, как тайгу простриг!» Снег валил все последние дни, и местами тонули до колена, а Кольке, так и выше. Они менялись, топтали тропу, и к обеду, здорово устав, уже молча буровили белую целину, перекуривали на поваленном дереве, снова надевали лямки. Подыскивали, где чайку пивнуть. В одном месте переходили небольшой, захламленный тальниками ручей, дядь Саша присел зачерпнуть водички, а Колька, цепляясь за кусты — мешок оттягивал его назад — поднялся косогором. Ткнул рукой на мысок с видом на речку:

— Давай здесь! Хорошее место… — Он стал выпрастывать плечо из лямки и в глубине леса среди деревьев увидел избушку.

— О-о! — заорал обрадовано и с одной лямкой на плече, раскачиваясь от тяжести, заторопился вперед.

Дядь Саша подошел, сбросил поклажу, стряхнул снег с чурбака, на котором кололи дрова и сел, устало распрямляя спину.

— Я сейчас шел, а снег у меня в глазах прямо желтый, глаза закрою, открою — еще желтее!

— Во фигня, — донесся из зимовья такой же сипловатый от усталости голос, Поваренок лежал на нарах, задрав ноги на рюкзак. — Я — то же самое — только у меня фиолетово было. Прямо такой вот… фиолетовый снег, до черна.

— А у меня желтый, — Дядь Саша сказал так, будто желтый лучше фиолетового…