Волк

Ночь трещит и шуршит. Голоса у костра доносятся будто издалека. Подо мной причмокивает во сне Йорг. Если бы я решил выдумать про него хорошую историю, мне пришлось бы поменять кое-что из реальности. Отец у него, судя по рассказам, хороший – пусть остается. Йорг пусть бы больше говорил, стал бы смелее. Нашел бы себе союзников. Вместе мы сила, ведь так? Я стал бы его союзником (а еще стал бы смелее и меньше говорил). Мы были бы друзьями-аутсайдерами, а не просто случайными соседями по хижине.

Чем больше таких деталей я себе представляю, тем менее правдоподобным становится такой Йорг и счастливый конец его истории.

«Сосредоточься!» – велю я себе голосом мамы. На том, что происходит здесь и сейчас, на реальности, в которой мы с Йоргом не дружим, а вожатые пересчитали всю картошку в фольге, и две картофелины никто не съел. А может, кто и съел, но не мы с Йоргом.

Я лежу в темноте и грущу. В горле у меня ком. Не из-за Йорга. Не из-за похода. Не из-за дурацкой природы. И уж точно не из-за картошки. Даже не знаю, из-за чего.

Я слышу множество шорохов, какие может издавать только природа теплой ночью в лесу. В окно светит луна, а под окном сидит волк.

Про оленей я все выдумал. Но этот волк выглядит чертовски настоящим. Волк большой, волк худой, волк серый. Волк облизывает морду. Смотрит желтыми глазами.

Волк пыхтит, как чайник.

Я хочу встать и убежать, но мне так страшно, что я не могу пошевелиться. Может, и к лучшему: если на тебя напал медведь, притворись мертвым. Я закрываю глаза и притворяюсь мертвым.

Когда я снова их открываю, поют птицы, храпит Йорг. Я осторожно встаю и отваживаюсь спуститься с кровати.

А волка и след простыл.

VIII. Желть

Завтракаем мы за длинными столами на улице в компании ос. На столах вырезали свои имена прошлые лагерные смены. Из маленького радио дребезжат «хиты», бывшие популярными за тысячу лет до нашего рождения. На автобане А2 пробка.

Повар сварганил на завтрак нечто желтое и пудингоподобное. Я воображаю, что он здоровается только со мной.

Напротив меня сидит Йорг. Он ест, целиком погрузившись в себя, низко склонившись над миской, словно изобретатель, которому осталось несколько последних штрихов, чтобы закончить изобретение. Только один раз он поднимает голову и смотрит на меня. Будто хочет что-то сказать. В глазах у него усталость, он ничего не говорит.

Я размышляю, не рассказать ли ему о волке, но не хочу, чтобы слышали другие, и откладываю рассказ на потом.

Интересно, что моя желть сладкая, а вот сидящая рядом со мной Бениша утверждает, что ее желть соленая, и предлагает мне попробовать.

Я бы с огромным удовольствием попробовал, но говорю:

– Нет, спасибо.

– Ну ладно, – пожимает плечами Бениша.

Близнецы Дрешке садятся справа и слева от Йорга. Они преувеличенно вежливо здороваются и, уже усевшись, спрашивают, свободно ли здесь. И собирается ли Йорг это доедать. «Это» – в смысле желть.

Йорг прочищает горло.

Дрешке-1 забирает у Йорга желть.

Дрешке-1 съедает порцию Йорга. Непохоже, чтобы еда ему нравилась. Просто он действует по плану. Дрешке-2 сидит рядом и смотрит по сторонам.

Те, кто всё это видел, ничего не говорят. Я тоже молчу. Молчу в ярости, но это еще никому не помогало. Бениша встает и идет к столу вожатых.

Близнецы Дрешке сматываются.

Бениша возвращается.

Я спрашиваю, что сказали вожатые.

– Чтобы мы сначала пытались решать конфликты самостоятельно, прежде чем идти к ним, – отвечает она.

– Вот странно, да? – недоумевает Йорг. – На кой им чужая еда? Там ведь бактерии и вирусы. Противно же.

У нас за спиной Марко с близнецами дают друг другу пять.

На моем месте в 1999 году сидел некий Томас.

Рядом с Йоргом увековечил себя на дереве Саймон.

Интересно, а Томас или Саймон сказали бы что-нибудь близнецам Дрешке?

Что за бессмысленный вопрос.

IX. Толстоголовка

Сегодня нам предстоит охотиться на бабочек. В плане, конечно, написано не «охотиться», а какое-нибудь бла-бла про «исследование природы».

Я спрашиваю Питрича, какой в этом смысл.

– Какой смысл в чем? – спрашивает Питрич.

– В ловле бабочек, – говорю я.

– Кто поймает больше всех, получит приз, – говорит Питрич.

– Когда вы к нам подмазываетесь, – говорю я, – нам всегда приходится заниматься глупостями.

– Приз – пудинговый кубок, – говорит Питрич.

– Кубок из пудинга или кубок с пудингом? – уточняю я.

– Кубок с пудингом, – отвечает Питрич, и глаза у него блестят от предвкушения. Наверное, вожатым пудинг достанется в любом случае.

– А что получат бабочки? – спрашиваю я.

– Не понимаю вопроса, – говорит Питрич.

– Иголки, – говорю я, – вот что они получат.

– Мы полюбуемся бабочками и отпустим их на волю, – обещает Питрич.

– А бабочки как к этому относятся?

– Да хватит тебе. Мы просто хотим в игровой форме познакомить вас с миром бабочек, – произносит Питрич заученную фразу, напоминая информационное табло с козлиной бородкой.

– А ничего, что бабочки от этого могут пострадать? – спрашиваю я.

– Да что ты так переживаешь за бабочек? Я думал, ты отвергаешь природу, – ухмыляется Питрич – вот, дескать, я тебя уел.