Волк-одиночка

Вспомнилось, что в машине был пистолет. Почему вспомнилось – понятно. Я спешил домой не просто так, а с определенной целью – взять ключи и спуститься в подвал, где у меня, запасливого, хранился небольшой арсенал. Шесть гранат системы Ф-1 той поры, когда наши под танки кидались, автомат АК-74 с тремя неполными магазинами к нему, да штук с десяток пистолетов разных марок, моделей и калибров.

Криминализация, понимаете. Лет пять после армии я и не помышлял о собственной коллекции оружия – мне вполне хватало монтировки, кулаков, а, в крайнем случае, моего хорошего друга и коллеги, крепко повязанного на криминалитете – Бэка, царство ему небесное. Но после того, как в многочисленных хипешах стало с завидным постоянством принимать участие огнестрельное оружие, выводы сделались сами собой, независимо от меня. И в моем хозяйстве стали появляться большей частью трофейные, а иногда и благоприобретенные – причем за деньги, иногда хорошие – стволы и прочие орудия массового поражения.

Но это так, к слову. Мне стало интересно, что подумали менты, обнаружив «Браунинг» в изувеченной машине. А в том, что они его обнаружили, хотя при очной встрече в больнице об этом и умолчали, я не сомневался. Не такие уж они серые, как кажутся с виду. Вполне серьезные ребята тоже носят форму, именно им обычно и поручаются самые серьезные случаи. А работу свою они умеют делать вполне профессионально. При желании, конечно.

Мое счастье, что я перед погрузкой сбитого туловища в салон положил пистолет на панель приборов. При ударе он мог забиться куда угодно, так что, по большому счету, с меня взятки гладки. И вряд ли на нем можно будет обнаружить отпечатки пальцев – когда раненному в живот оторвало голову, кровь должна была забрызгать все на свете. Наверное, это и явилось причиной скромного молчания ментов в больнице.

Нет, все-таки зря я грешил на удачу, якобы отвернувшуюся от меня. Ничего подобного. Старушка по-прежнему оставалась моей верной поклонницей. За последнее время выручала трижды. В первый раз – в связи с «Браунингом», во второй – когда я остался жив и даже, по большому счету, цел во время аварии, и в третий – чуть больше часа назад, когда Камена нежданно-негаданно сделал мне царский подарок – оставил жизнь.

Неожиданно бросилось в глаза, что среди окон в домах все чаще и чаще попадаются освещенные. Да и на дороге становилось все суетливее. Проехала поливальная машина, обрызгав меня водой с ног до головы. Потом активизировались и обычные граждане, помчались куда-то вдаль, вцепившись руками в баранку, а в предрассветную мглу, чуть разреженную светом фар – невыспавшимися глазами. Первые трудовые или посттрудовые ласточки. В общем, дело явно шло к рассвету, а до моего дома оставалось еще километра два с хорошим гаком. Сколько это будет во временном исчислении – вопрос вопросов.

Рядом взвизгнули тормоза и громыхнул, пытаясь остановиться в одном месте в одно время, металл обшивки автомобиля.

Я обернулся. Старый-старый УАЗ-469, который давно бы умер своей смертью, если бы какой-то изверг-механик прекратил издеваться над ним, стягивая детали воедино проволокой. Уазик, конечно, продолжал жить, но жизнь была ему явно не мила. Он хотел покоя, он хотел в переплавку.

По борту шла относительно свежая синяя полоса, на которой было написано: «Патрульно-постовая служба». Как раз то, что мне и требовалось в моем состоянии. Я, надо полагать, был в стельку пьян, буйно хулиганил и вообще представлял собой угрозу обществу. А потому невыспавшийся наряд пэпээсников просто не мог проехать мимо такого образчика антиобщественного поведения.

Дверца распахнулась и оттуда высунулась распухшая от постоянного недоедания физиономия в дурацкой кепке:

– Куда путь держишь, друг?

– Домой, собственно, – а что ему еще сказать в такой ситуации? Тем более, что это правда.

– Ну, садись, довезем.

– Оно, конечно, большое спасибо от всего моего необъятного сердца, – душевно поблагодарил я. – Только я же вас знаю. Вы меня вместо дома прямиком в вытрезвитель доставите. А это будет зря, потому что я сегодня в рот не брал.

– Серьезно? – удивилась пухлая физиономия. – А чего это ты каждый столб обнимаешь? Да и одежонка на тебе не по сезону, не осенняя. Если скажешь, что от трезвого образа жизни, то рассержусь, сразу предупреждаю.

– Оно конечно, – согласился я, – одежонка на мне не ахти. Только это не моя одежонка. В больнице выдали. Я же из больницы иду. Потому и столбы все мои.

– Сбежал? – спросил мент.

– Вроде того, – я кивнул. – Да ты сам посуди: человек только после аварии, все тряпки, деньги и документы, поди, псу под хвост, потому как в крови испачкались. А кормежка у них там отвратительная – раз, а по выписке из больницы во что-то наряжаться надо будет – два, а никого у меня нету и никто не принесет мне передачку – три. Ну, как я мог не сбежать?

– Не мог, – согласился пэпээсник и задумчиво посмотрел на меня. – А ты правду говоришь?

– А то! – гордо сказал я. – Я за свое правдолюбие золотую медаль на выставке достижений народного хозяйства получил.

– И далеко тебе еще идти, орденоносец?