Волк-одиночка

Ждать пришлось минут пять – сосед, помимо всего прочего, натянул трико, хотя я его об этом совсем не просил. Но то, о чем я просил, он тоже сделал. А именно – вынес десятисантиметровый шмат железной проволоки, плоскогубцы и топор. Я с благодарностью принял все это и поковылял к своей двери, где взялся за дело. Сосед пристроился у меня за спиной, то ли следя, чтобы я не попортил его инструмент, то ли горя желанием научиться ремеслу взломщика, коим он, по его собственному признанию, не обладал. Меня это раздражало, но не настолько, чтобы оставить попытки попасть домой.

А потому я первым делом изящно выгнул из проволоки букву «зю» и засунул ее в замочную скважину.

Не скажу, чтобы сосед выбрал достойного учителя. Относительно борьбы с разного рода замками и запорами опыт у меня был небогатый. Но тут пришлось иметь дело со своим родным замком, а потому после десятка минут напряженной и примерно равной борьбы я его одолел. К моему собственному удивлению, даже топор не понадобился. Язычок замка щелкнул раз, через минуту – еще раз, и я, облегченно вздохнув, вытер лоб рукой. Все-таки прибегать к крайнему средству – крушить дверь в щепу – не хотелось. Как ни крути, а за этой дверью мне предстояло еще пожить. И я очень надеялся, что не один год.

Протянув соседу инструмент, я поблагодарил его. Он принял подношение и, сволочь такая, подозрительно повертев в руках проволоку, проворчал, делая вид, что себе под нос:

– У меня три года назад квартиру обокрали. Наверное, такой же проволочкой воспользовались.

Я бы много нашел слов, чтобы поставить его на место и заставить прекратить крошить бублики на относительно честных людей, но у меня, как ни странно, не возникло желания устраивать перепалку на лестничной площадке. А потому я сказал просто, но с достоинством:

– Может быть, и такой. А может, и алюминиевой. Не знаю. Меня при этом не присутствовало. Еще раз дикое спасибо. С меня шампанское и цветы. Шолом. – И, шагнув во тьму собственного коридора, закрыл дверь.

Теперь можно было расслабиться. Я находился в своей квартире, я вырвался из цепких лап Камены, – фиг с вами, он сам меня отпустил, не в этом суть, – я отделался легким испугом и тяжелыми ушибами в страшенной аварии. Но главное – я был жив. А потому имел возможность начать новую атаку. Раз уж во время предыдущей недальновидный противник не удосужился разбить меня на голову, решив, что, отбросив на прежние позиции, притушит мой воинский пыл.

Дудки. Мне бы сам Наполеон позавидовал. Моему упорству и прочим прелестям, которые делали наши с ним характеры похожими. Он после Эльбы все сделал наспех – и получил по мозгам. Я же к своему Ватерлоо решил подготовиться более обстоятельно, чтобы не оставить противнику ни одного шанса.

Первым делом – подкрепить силы путем поедания чего-нибудь полезного и калорийного и хорошим крепким сном. И я направился в кухню.

И, готовя себе омлет с колбасой, захихикал – подозреваю, весьма гнусно. Потому что снова подумал – ой, какой же кретин Камена! Какого непростительного дурака он свалял, отпустив меня живым! Куда проще и спокойнее было приказать своим шестеркам порешить меня где-нибудь за городом. Но он не сделал этого. Я конечно, понимал, что Камена не знал – и не мог знать – какое я, в сущности, говно, как я могу портить жизнь простым людям вроде него, и чувствовал себя почти скотиной из-за того, что не предупредил его об этом. Ну, да ничего. Перебьется. Мы, все-таки, по разные стороны баррикад. О своих недостатках он меня тоже не предупреждал.

Омлет красноречиво шкворчал на сковородке, призывая меня наконец сесть за стол. Я, в принципе, не возражал. Но, поскольку хотел еще и кофе, решил дождаться, когда вскипит вода, и лишь потом принялся за еду.

После первого номера восстановительной программы последовал второй. А именно – я направился в спальню. Готовиться к Ватерлоо – так готовиться. На часах было семь сорок три утра. Совсем немного для такого насыщенного дня, который, к тому же, за свою треть не перевалил.

Скинув больничное тряпье, я растянулся на постели, даже не разбирая ее, и сразу вырубился. Организм, переживший столько стрессов за последнее время, требовал своего. И он свое получил. Не смотря на только что выпитый, причем на полный желудок, кофе, я заснул, дав ему возможность восстанавливаться, рассасывать гематомы и заниматься прочими необходимыми делами.

И он с упоением занимался этим на протяжении следующих пяти часов. А потом я проснулся. Встал, оделся, – уже в свое, в привычное, – отправился в кухню обедать, и все это время гадал, стало мне полегче, чем утром, или нет. Понять было сложно, измерить – невозможно, потому что шкалы измерения боли еще никто не удосужился придумать. На мой взгляд, совершенно зря. Но, судя по тому, что на сей раз мне удалось, причем, без особого нервного напряжения, самому одеться, приготовить обед и выполнить прочие жизненно необходимые мелочи, состояние было гораздо лучше, чем в первый день после аварии.