Волк-одиночка

Они никак не хотели признавать, что были неправы. Вернее, на словах они это с легкостью признали, а вот изменить за пять минут отношение ко мне, которое сознательно уравнивали с дерьмом несколько дней подряд – это нет, потому что тут прямиком на собственную гордость наступать пришлось бы. Да, они были неправы. Но ведь и я не притащил им на блюдечке с голубой каемочкой голову убиенного мною убийцы Четырехглазого, так что за какие такие заслуги, собственно, они должны извиняться передо мной действительно от души? Хотя, если бы я и притащил им голову, – тем более что такая возможность была, – искренней благодарности я все равно не дождался бы. Потому что признание того, что они были в корне неправы, а я, получается, в корне прав, означало бы их полную капитуляцию. А парни из третьего таксопарка слишком пропахли потом и бензином, слишком погрязли в мечтах о собственной моральной непогрешимости, чтобы действительно пойти на это.

– Ну и?.. – прервал мои размышления Веселый Костик.

– Вот именно, – кивнул я. – Ну и. Хотите знать, с чего все началось?

– Само собой, – хмыкнул Генаха.

– Все с Макареца началось, – сказал я.

Теперь завгар действительно вздрогнул. Больше десятка глаз метнулись в его сторону, потом выжидающе уставились на меня.

– Не томи, – потребовал Генаха.

– Я не знаю, когда это было, но точно еще задолго до смерти Четырехглазого. К Макарецу заявились какие-то нехорошие, но мускулистые ребята и предложили составить договор с таксистами о выплате нами пяти процентов от заработка. Было? – я требовательно вытаращился на завгара.

Тот смущенно потупился, поковырял большим пальцем правой ноги линолеум пола и наконец сумел выдавить:

– Ну.

– Баранку гну. Так что делает этот тип? Он никому ничего не говорит о разговоре. Он вообще благополучно забывает о нем. Через некоторое время человеку, пославшему мускулистых парней, надоедает ждать ответа и, решив, что его призыв поделиться проигнорирован не одним Макарецом, а всем коллективом, он приказывает замочить первого попавшегося таксера. Первым попавшимся оказался Четыре Глаза. – Я пристально смотрел на Макареца. Какое-то время он выдерживал мой взгляд, потом заорал:

– Да я-то здесь при чем?!

– Предупреждать надо, – холодно обронил Генаха. – Если бы ты нам рассказал о том разговоре, мы бы хоть к неожиданности приготовились.

– Толку-то, – буркнул завгар, но вряд ли кто-то его услышал.

– Давай, Мишок, валяй дальше, – сказал Ян.

– А чего дальше? – я пожал плечами. – Дальше они напали на тебя, потом на меня. Могли бы и еще на кого-нибудь напасть. Но убивать больше никого не собирались – для запугивания одной смерти достаточно, остальных можно просто время от времени поколачивать, чтобы у них страх не проходил.

– Это ты откуда знаешь, что убивать они больше не собирались? – недоверчиво вскинул голову Генаха.

– А меня к ихнему шефу на собеседование возили, – открыл я страшную тайну. – Он-то мне все и выложил. Да еще и попросил, чтобы я с вами переговорил: дескать, не фиг дурака валять, братва, пять процентов – это слезы, так не лучше ли жить без слез? Он мне за удачный исход переговоров даже долю пообещал.

– Поэтому ты нам все и рассказываешь? – презрительно хмыкнул Кавалерист. – Чтобы мы согласились, и ты с этого денежку поимел?

– Ой, ну сбегай, застрелись, – попросил я. – Могу даже пистолет одолжить. Почему ты такой дурной, Генаха? Этот разговор, если бы и состоялся, то вчера. Сегодня в нем нет смысла.

– Это почему?

– Сегодня я ему нужен больше, чем пять процентов. Впрочем, и он мне – тоже.

– Кто «он»-то? – задал первый умный вопрос Ян.

– Камена. Лев Каминский.

– Это который молочный фабрикант?

– Он самый.

– Крутил бы свою сгущенку, чего лезет куда попало? – недовольно пробурчал дедушка Будильник. – Тут и так жизни никакой нет, еще он со своими процентами привязался. Я вот что, ребятки, думаю: что-то делать обязательно надо.

Глубокая мысль. Дедушка Будильник прожил долгую жизнь и умеет мыслить глобально. Что-то делать надо обязательно. Но вот что именно – даже он не сказал.

– Так что, нам ему теперь по пять процентов отстегивать придется? – спросил, как самый непонятливый, Габриян.

– Послушай, Мишок, а почему ты сказал, что он тебя сегодня даже больше, чем те пять процентов хочет? – задал Литовец свой второй умный вопрос.

– А потому что я ему на хвост соли насыпал. Всю игру испортил. Линию атаки взял, да и перепоганил. Буквально лучших игроков выбил.

– Как это? – не понял Ян.

– А вот так. У него теперь, почитай, хороших исполнителей и не осталось. Те, что на тебя или на меня нападали – это не профессионалы, а так себе, подделка. Причем грубая.

– А те, что на Четырехглазого напали – тоже подделка?

– Нет. Те настоящие. Вот их-то я и угробил.

Наступило молчание. Хочешь, не хочешь, а приходилось признать, что я славно поработал. Тишину разорвал дверной звонок. Любава вздрогнула и выскочила из кухни.

– И что теперь Камена? – спросил наконец Генаха.

– Хрен его знает, – я пожал плечами. – Всю ночь его сегодня искал, так и не нашел. Где шлендрает?

– Не боишься? – снова спросил Кавалерист.

– Чего? – не понял я.