— Да, — сказал Пагель. — Сегодня, нет, вчера вечером, мне пришлось подписать протокол. Это место, где комиссия Антанты конфисковала склад оружия.
— Труп, значит, не опознан, — произнес чей-то голос сзади, как бы подводя итог.
— Но несомненное самоубийство! — поспешно воскликнул доктор, словно исправляя чью-то ошибку.
Наступила продолжительная тишина. Лица людей в свете фонаря казались угрюмыми, в их позе была нерешительность…
— А где револьвер? — спросил наконец, проводник собаки.
Некоторое движение.
— Нет, здесь его нет. Мы уже все обыскали. Далеко он не мог упасть.
Опять долгая угрюмая тишина. "Точно собрание призраков, — подумал Пагель с невыносимо тяжелым чувством, пытаясь придвинуться поближе к собаке, чтобы погладить ее красивую голову. — А о девушке никто уже не думает?"
Но кто-то все же спросил:
— А где же фройляйн?
Снова тишина, но уже более живая, полная раздумья.
Тогда один из жандармов сказал:
— Может быть, сначала застрелился он, а фройляйн взяла револьвер, она хотела сделать то же самое, но не могла и побежала с револьвером дальше… Это же ясно как день.
Снова раздумье.
— Да, может быть, ты и прав, — заметил другой. — Тогда надо поторопиться и продолжать поиски.
— Этак мы всю ночь проплутаем, не повезло нам в Нейлоэ.
— В путь! Не мешкать.
Чья-то рука тяжело легла сзади на плечо Пагеля, чей-то голос прошептал ему на ухо:
— Не поворачивайте головы, меня здесь нет. Спросите у врача, давно ли наступила смерть?
— Минуточку, прошу вас! — крикнул Пагель уже трогавшимся в путь жандармам. Его голос прозвучал так, что все тотчас же остановились. — Не можете ли вы нам сказать, доктор, как давно умер этот человек?
Доктор, неуклюжий, приземистый сельский врач, с жидкой черной бородкой, растущей прямо из шеи, нерешительно посмотрел на труп, затем на Вольфганга Пагеля. Его лицо немного посветлело, он медленно сказал:
— У меня в этих вопросах нет такого опыта, как у полицейских врачей. Могу ли я спросить, почему вы задали этот вопрос?
— Потому что еще в половине первого я видел фройляйн Праквиц, она спала в своей постели.
Доктор посмотрел на часы.
— Половина четвертого, — сказал он быстро. — В половине первого этот человек уже несколько часов как был мертв.
— Значит, кто-то другой привел сюда фройляйн фон Праквиц, — заключил Пагель.
Рука, тяжелая рука, которая все это время лежала на нем грузом, соскользнула с плеча, тихий шорох за спиной сказал ему, что толстяк удалился.
— Никуда твое объяснение не годится, Альберт! — с досадой крикнул один из жандармов.
— Как же так? Почему нет? — защищался другой. — Ведь она и сама могла сюда прибежать, найти труп. Берет револьвер, бежит с ним дальше…
— Чепуха, — решительно отрубил проводник собаки. — Мы же все время видели два следа, мужской и женский — ослеп ты, что ли? Темное это дело, не нашего ума, надо известить уголовную полицию.
— Тут перед нами самоубийство, — возразил доктор.
— Наше дело разыскать фройляйн, — напомнил Пагель. — И как можно скорее!
— Молодой человек, — сказал проводник собаки. — Вы что-то знаете или о чем-то догадываетесь, раз вы задали вопрос врачу. Скажите же нам ваше мнение. Мы блуждаем в потемках…
Все глаза были устремлены на Пагеля. Он взглянул вниз на мертвеца, он думал о той беседе с Виолетой, в парке, когда она его поцеловала, и как она потом преследовала его. Теперь он рад бы ощутить на своем плече сильную руку, услышать голос, нашептывающий ему на ухо, — но в минуту решения мы одиноки, мы должны быть одиноки.
"Ничего я не знаю", — думал он с отчаянием. Он как будто все еще прислушивался к словам жандарма. Затем снова услышал жесткий голос, злой и печальный: "Голубую кровь тянет вниз…" Он взглянул на мертвеца, взглянул на лица мужчин. Он сказал:
— Я ничего не знаю… Но, пожалуй, кое о чем догадываюсь… Сегодня утром господин ротмистр фон Праквиц уволил лакея после жестокой ссоры. Горничная вечером рассказала мне, что речь шла о каком-то письме, написанном фройляйн Виолетой… Фройляйн очень молода, а лакей, по всему судя, очень дурной человек. Можно бы думать… — Он вопросительно взглянул на окружающие его лица.
— Значит, что-то вроде шантажа — совсем другое дело! — воскликнул один из жандармов. — Лишь бы не эти проклятые истории: склады оружия, доносчики, тайные судилища!
Его коллега откашлялся громко, почти угрожающе.
— Пусти собаку! Дай ей понюхать рубашку. Остальные не трогайтесь с места. Обойди с Минкой вокруг котловины. Здесь все истоптано…
Не прошло и пяти минут, как собака, натягивая поводок, ринулась на узкую тропку. За ней поспешили жандармы. Когда выбрались из котловины, она побежала просекой все дальше и дальше от Нейлоэ…
Внезапно толстяк снова очутился возле Пагеля.
— Это вы удачно сделали, — похвалил он его. — Значит, в конце концов догадались?
— Неужели это правда? — с испугом крикнул Пагель и остановился. — Не может этого быть!
— Пошли, молодой человек! — торопил его толстяк. — Теперь надо спешить, хотя я убежден, что мы придем слишком поздно. Конечно, правда — кто же еще?
— Сомневаюсь! Это холодное животное, это рыбья кровь…