Волк среди волков

— Пятнадцать километров… И так все время, — шептал шофер. — Ей безразлично, куда я еду, лишь бы выйти, кинуться туда, сюда, поглядеть во все стороны. Будто этот тип поджидает ее здесь, в окрестностях.

— Да не спешите — остановитесь!

Она выходит, она скрывается в сторожке на краю шоссе.

— Только в городах мне разрешается ехать быстро, — рассказывает шофер, — там она не выглядывает из окна, ей, вероятно, кажется, что те двое уединились в лесу или в поле. Ну, я рад, что сегодня этому конец.

— Не жалко вам ее? — спросил Пагель у корректного образцового шофера.

— Жалко?.. Конечно, жалко, — ответил шофер. — Но в конце концов у меня «хорх», шестьдесят лошадиных сил, а не детская колясочка. Вы думаете, шоферу весело так нудно плестись?

Фрау фон Праквиц вернулась из сторожки.

— Помедленнее! — сказала она.

Пагелю хотелось бы поторопить шофера. Надо успеть расплатиться за машину до двенадцати часов. Штудман строго-настрого наказал ему не забывать об этом. В двенадцать выйдет новый курс доллара… Но Пагель не сказал ни слова ни шоферу, ни фрау фон Праквиц.

Только к трем часам приехали они в город и рассчитались. Курс долларов был триста двадцать миллиардов, а вчера двести сорок два. На это ушла вся аренда. Остался даже небольшой должок…

— Неважно, — предупредительно сказали им в магазине. — Это такой пустяк, можете заплатить когда вам будет угодно.

Пагель знал, что Штудман будет очень огорчен. Он надеялся, что Пагель еще привезет с собой большую сумму для расплаты с рабочими. Еще больше огорчится Штудман от того, что свидание, назначенное на шесть, не состоится. Фрау фон Праквиц оставила Пагеля в кафе, она отправилась за новым шофером. Прошло несколько часов, прежде чем она вернулась; большая красивая машина сиротливо стояла на улице.

Наконец, было уже почти темно, она пришла с новым шофером.

— Это Оскар, господин Пагель, — сказала она и устало села к столику. Оскар, сын экономки, служившей у папы. Я вспомнила о нем; он кончил автомобильные курсы.

— У меня есть и шоферское свидетельство, — сказал Оскар и тоже присел к столу.

Оскар был парень лет двадцати, с огромными руками, его лицо казалось вылепленным из куска сырого теста. По-видимому, это был добродушный, несколько простоватый малый.

Фрау фон Праквиц поспешно пила кофе, чашку за чашкой. Но ничего не ела.

— Поешь как следует, Оскар. У нас впереди еще долгая дорога.

— Надо бы и вам чего-нибудь съесть, фрау фон Праквиц.

— Нет, благодарю, господин Пагель, Оскар знал Виолету. Он поможет мне найти ее. Сколько лет было Виолете, Оскар, когда ты уехал из Нейлоэ и стал учиться?

— Восемь.

— По крайней мере он будет ездить как мне нужно, не правда ли, Оскар?

— Конечно, фрау фон Праквиц. Ехать не торопясь и вглядываться в прохожих. Уж я понял. Ведь я прочел об этом в газете…

Фрау фон Праквиц на минуту закрыла глаза. Затем с особым выражением сказала Пагелю:

— Я видела, как неохотно выполнял Фингер мои распоряжения. Все вы теперь выполняете их через силу — вы тоже, господин Пагель!

Он сделал движение.

Она сказала:

— Дайте же мне поступать так, как я хочу. Ведь я потеряла дочь, не правда ли? Умные советы надо было давать раньше, а теперь какой в них толк?

Пагель молчал.

В путь тронулись после шести. Было уже совсем темно. Зачем они поехали в Нейлоэ не прямиком, а сделали крюк, проделав лишний десяток миль, зачем, несмотря на темноту, двигались со скоростью не больше двадцати километров в час, зачем надо было останавливаться даже ночью, а фрау Эве войти в какой-то неведомый лес, — все это Вольфганг попросту отказывался понимать.

Быть может, ей хотелось побыть одной, быть может, она стояла в темноте и ждала, чтобы треск мотора замолк в ее ушах, чтобы снова раздалось биение ее сердца, быть может, она думала, что, ощутив собственное «я», она почует и дочь, которая некогда была частью этого «я»?

Или она стояла во мраке, с закрытыми глазами в темном кольце мрака, и ждала луча света, чтобы увидеть, как они идут через лес, он и она? Как представляет она себе их, без вести сгинувших? Быть может, ей видится, что он идет впереди, с опущенной головой, уродливый, серый, с плотно сжатым тонкогубым ртом, а дочь бредет на полшага сзади, с закрытыми глазами, спит, как в последний раз, когда ее видела мать? Или ей чудится, что они странствуют без приюта по чужой холодной земле, ни одна гостеприимная дверь не раскрывается перед ними, ни одно дружеское слово не долетает до них?..

Лишь недавно Пагель рассказал ей, что все произошло иначе, чем она думала, что незачем искать тайного любовника, что лакей с глупой и надменной рожей — тот враг, который так ограбил ее.

— Этого быть не может! Никогда я этому не поверю! — воскликнула она.