Волк среди волков

— Возьмите с собой толстуху, которая ждет в передней. Хотя бы для того, чтобы во время поездки с вами была женщина и чтобы никто не мог еще что-нибудь наклепать на вас.

— Хорошо, — сказал Пагель.

— Не говорите с ней слишком ласково или слишком сурово. Только самое необходимое: "Садись сюда. — Ешь. — Ложись спать!" Она покорна, как овечка. Ни намека на волю не осталось. Говорите ей ты и не называйте Виолетой, — она пугается.

Шепотом:

— Он называл ее не иначе как шлюхой.

— Перестаньте! — крикнул Пагель и тихонько спросил: — А он?..

— Он?.. Кто? О ком вы говорите?! — крикнул толстяк и так ударил по плечу Пагеля, что тот пошатнулся. — Вот и все, — сказал он спокойнее, — и ни слова больше! Ни слова! Уложите свои пожитки, можете воспользоваться машиной, которая стоит внизу. До Франкфурта я доеду с вами. И еще вопрос, молодой человек. Деньги у вас есть?

— Да, — сказал Пагель. В первый раз за последнее время он охотно признавался в этом.

— Я истратил восемьдесят две марки, верните их мне. Благодарю. Я не дам вам квитанции. У меня нет больше имени, которым я мог бы подписаться. Но если фрау фон Праквиц спросит, скажите, что мне пришлось одеть ее во все новое — она была в лохмотьях. А затем — кой-какие путевые издержки. Ну, а теперь в дорогу! Укладывайтесь, и пусть толстуха пошевеливается — через полчаса я буду ждать с машиной, на дороге к лесу, метрах в ста отсюда. Надо уехать как можно незаметнее.

— А нельзя ли мне сейчас повидаться с фройляйн Виолетой?

— Молодой человек, — сказал толстяк. — Не торопитесь. Нерадостное это будет свидание. Вы еще успеете убедиться в этом. Марш! Даю вам тридцать минут.

И он ушел.

8. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОЧЕРИ

Из тридцати минут восемь ушло на то, чтобы поставить в известность обо всем происшедшем Аманду Бакс, убедить ее, что ради фройляйн Виолеты ей надо бросить на произвол судьбы свой птичий двор, а затем заставить ее действовать. Пять минут ушло на дорогу в контору, где предстояло уложить вещи. А так как столько же времени надо было иметь в запасе на дорогу к машине, осталось двенадцать минут на сборы. Поэтому были взяты только два ручных чемодана. Один для Аманды, один для Пагеля.

Вольфганг Пагель, явившийся в Нейлоэ с громадным сундуком-шкафом, уезжал почти ни с чем. Но об этом он не думал: он больше размышлял о том, не оставить ли тайному советнику в пояснение несколько строк. Ему было тяжело при мысли, что завтра утром все будут перемывать ему косточки, обзывая нечестным служащим и жалким трусом. Он спросил совета у Аманды.

— Писать? — спросила Аманда. — Да что вы ему напишете? Ведь он ни одному слову не поверит, когда увидит, какое здесь столпотворение! Нет, пусть это попозже сделает барыня. Но, господин Пагель, — продолжала она, чуть не плача, — если вы думаете, что я все брошу здесь, все как есть мои чудесные вещи, да сюда еще явится какая-нибудь баба вроде Минны-монашки, и все перероет, да еще, чего доброго, напялит мое нарядное белье на свое грязное тело…

— Ах, да не тревожьтесь вы о вещах, Аманда, — рассеянно сказал Пагель, — вещи — дело наживное…

— Как? — с возмущением спросила Аманда. — Вы-то, пожалуй, еще наживете себе новые вещи, но не я! А ведь какая это радость, когда в шкафу отложена на особый случай пара новеньких шелковых чулок, об этом вы и вовсе понятия не имеете! Уж будьте уверены, если старый скандалист не вышлет мне сейчас же мои вещи с оплаченной пересылкой, я сама сюда приеду, и тогда я ему покажу…

— Аманда, всего только три минуты!

— Так, всего три минуты? И вы это говорите как ни в чем не бывало! А мое жалованье? Да, господин Пагель, обо всем вы подумали, а о том, что я тоже хотела бы получить что-нибудь за свою работу, это у вас последнее время совсем из головы вылетело. Но я не больна вашей болезнью, господин Пагель! Если вам плевать на деньги, то мне нельзя на них плевать, я требую жалованье за три месяца с распиской, все как полагается — вы это и в кассовую книгу впишите! Я хочу, чтобы все было правильно!

— Ах, Аманда! — вздохнул Пагель, но сделал так, как она хотела.

Затем он последний раз запер дверь конторы и бросил ключ в маленькой жестяной почтовый ящик так, что он загремел. И они поспешно зашагали, с чемоданами в руках, сквозь черную ночь. Там и здесь, почти во всех домах еще горел свет — было около девяти часов. Деревня с любопытством ждала приезда тайного советника.

— Осторожно! — сказал Пагель и потянул Аманду в темный уголок.

Кто-то шел по дороге через село, и они боязливо застыли в темноте, точно настоящие преступники. И только когда хлопнула дверь, они двинулись дальше.

Вот они прошли мимо виллы, ее темный силуэт сливался с темнотой ночи. Вдали показался слабый свет машины, которая стояла у опушки леса.

— Восемь минут опоздания! — проворчал толстяк. — Имел бы я понятие, куда деваться с ней, я бы давно укатил! Ты, девушка, садись рядом, но предупреждаю, если начнешь трещать, тебе не поздоровится. Идемте, молодой человек, нам придется сесть на откидные места.