Волк в бабушкиной одежке

— Что за цирк, Толстяк? Ты что, готовишь номер для юбилейного концерта самодеятельности?

— Хочу вернуться домой, вот и все, — мечет громы и молнии Здоровяк.

— С этим мамонтом?

— Ты не узнаешь его?

Я рассматриваю сенбернара и качаю головой.

— Нет, а разве это кто-то из домашних?

— Это же Сара-Бернар, которую привезли из Швейцарии три года назад, помнишь?!

— Я думал, что ты от нее уже избавился.

— Я подарил ее племяннику, но у него только что появился ребенок, и Сара-Бернар поссорилась с малышом. Я вынужден был забрать ее обратно. Только не знаю, как вернуться к себе. Эта зверюга не хочет путешествовать в закрытой машине.

— Она как королева Англии: ей нужно открытое ландо.

Пока мы дискутируем, таксист спасается, не требуя платы за ожидание и не предъявляя рекламации.

— У меня «МГ-кабриолет», если ты сможешь держать ее на коленях, я тебя подброшу.

Здоровяк благодарно вопит. Мы составляем команду, достойную возбудить интерес публики. Вообразите маленький открытый автомобиль с Толстителем внутри, что уже само по себе притягательно, держащим на коленях ненормально габаритную псину, похожую на Бисмарка. Можно участвовать в конкурсе парижского Автосалона на самый элегантный автомобиль и точно попасть в призеры.

Глава вторая

Прикончив десерт, я вдруг подумал, что старина Пино не связался со мной, как было условлено. Я, стало быть, решил протелефонить ему сам, как говорится, лично, и пока моя храбрая женоматерь Фелиция прибирает на столе, я набираю номер Ископаемого. Занудный голос мамы Пинюш щекочет мои слуховые каналы.

— Ваш старичок дома? — спрашиваю я, последовательно затем отказываясь подтвердить, что это я, и прийти пообедать.

— Я жду его, — отзывается хранительница очага, — он еще не пришел.

— Как только явится, скажите, чтобы позвонил мне домой.

— Непременно.

Кладу трубку, тут слышится тихий катаральный кашель, и я вижу вползающего Пинюша. Он преодолевает крыльцо, вытирает с научной тщательностью подошвы о соломячок, украшенный моими гербами, и снимает свое ашаровское старье для почтительного приветствия маман.

— Пришел поговорить, — предупреждает он, — не мог позвонить, потому что после нашего визита у Фуасса случился острый приступ астмы и я должен был доставить его сначала к врачу, а потом домой.

Фелиция забеспокоилась:

— Так вы не обедали, господин Пино?

Пино отвечает, что нет, но может потерпеть, потому что у него почти нет аппетита. В их семье это наследственное. У них деликатные желудки. Впрочем, его дед умер как раз от рака именно этого органа, и если бы его отец не был сражен испанкой, он тоже должен был погибнуть от болезни желудка.

Тем не менее он, в конце концов, согласился на остаток тунца с салатом, порцию телячьего рагу, кусочек горгоньзольского сыра и остаток десерта.

Насыщаясь калориями, он рассказывает о клиенте.

Пинюшет втайне от нашего молодца навел о нем справки, и узнанное подтверждает мое впечатление. Фуасса вел обычное существование. Сын владельца гостиницы, после службы в армии продолжил дело отца. Женился, спустя пять лет овдовел, не продолжив род, и жил уже лет двадцать внутри своего гостиничного мирка, опрокидывая кое-кого из горничных, когда этого требовала натура. Потом однажды продал гостиницу и ушел в отставку, взяв в домоправительницы кассиршу, которую уж много лет использовал для всех нужд.

— Ты с ней ознакомился? — спрашиваю я.

Пино переворачивает розетку с ванильным кремом на свой красивый экс-новый костюм, с помощью ложечки собирает и доедает крем с обычным смирением и качает головой.

— Я видел ее один раз. Добропорядочная женщина: под пятьдесят, неплоха на вид, серьезна.

— Разузнавал подробности?

Выясняется, что особенного сказать нечего. Муж умер в ссылке во время войны. Взрослый сын работает метрдотелем.

— С астматиком трахается?

— Вероятно, но не будем сплетничать.

Браво, Пинюш! Невинный старикашечка!

— Раз уж ты давно ведешь расследование, у тебя должно сложиться какое-то мнение?

— Сложилось множество разных, — провозглашает Преподобный, — что эквивалентно никакому.

— Прекрасно сказано, о мудрейший из мудрейших.

— Сначала, — говорит он, — я думал, что Фуасса псих. Затем я решил, что умер кто-то из его родственников и по неизвестной причине ему прислали остатки громадного наследства…

Он останавливается.

— Но это не подтвердилось. Тайна, Сан-Антонио. ТАЙНА!

— А если мы посетим Фуасса? — подсказал я.

— Когда?

— Да прямо сейчас. Тут ведь почти рядом. До Воскрессона восемь километров.

— Для чего?

— Разнюхать. Если в расследовании нет никаких позитивных элементов, пробуют прочувствовать атмосферу. Метод Мегрэ, Пинюш. Цедишь кружку пива, разглядывая окружение хозяина бистро, и все усекаешь. Вот уже тридцать лет, как Сименон нам это объясняет.

— Ну что ж! Идем, — вздыхает он. — Только пришел — опять идти.

Аллея Козлят окаймлена кокетливыми усадьбами.

— Здесь, — говорит Пинюш. — Нормандский домик. Там, справа.

Низкая стена, деревянный портал, окрашенный под кованую сталь, лужайка в глубине сада, очаровательное жилище, фасад которого украшен орнаментом деревянных балок в нормандском стиле…

Звоним.