Волк в ее голове. Книга I

Я сворачиваю к серо-синим дверям, посреди которых алеет граффити-сердечко. Рядом барахтается на ветру объявление о «плановом отключении воды» (неужели такие бывают?) и чернеет отметка «Уровень воды 5 октября 2014».

Какая ирония.

Я нахожу взглядом замёрзшую лужу и наступаю в нее.

Память идёт трещинами, будто поверхность льда вокруг моего кроссовка, и в сознании проступают картинки эвакуации. Палаточный лагерь в клубах осеннего тумана, усталые лица. Запах самодельных костров, который въелся в одежду и волосы. Вода.

Вода, что падает с неба, хлюпает под ногами и серой блевотиной поднимается из канализации. Вода, что заливает улицы, туннели и дома, воссоединяется с водой из реки и уносит к морю разбухшие трупы. Вода. Удивительно, как мало осталось во мне от того страха и отчаяния — словно они поистерлись или поистрепались со временем. Растворились. Теперь я воды не боюсь. Помню — да. Опасаюсь. Не доверяю. Наступаю ботинком ей на горло, как сейчас, — чтобы она держала себя в узде. Чтобы не зазнавалась.

Порыв холодного ветра выдергивает меня прочь из омута памяти.

По спине волной пробегает озноб, я повожу плечами и включаю режим камеры в телефоне. Не проходит и секунды, как пятый подъезд со всеми его сердечками, объявлениями и отметками появляется на моей странице в «Почтампе». Не проходит и двух, как Валентин ставит «лайк».

Сколько бы ушло на подобное в девятнадцатом веке?

Раздается писк, и металлическая дверь грузно открывается мне навстречу.

Я пропускаю семейную пару, внутреннее готовлюсь захожу в холодистый полумрак подъезда, в зассанный лифт.

Ирония: у нас домина в 8 этажей, одна из самых высоких в Северо-Стрелецке — но только мои родители умудрились выкупить квартиру на четвёртом.

Четвёртом!

ИЗ ВОСЬМИ.

Лифт с грохотом выпускает меня на лестничную площадку. Горько пахнет сигаретами, постукивает открытая форточка. В желтом свете «сороковатки» я минуты три громыхаю ключами, пока дверь не поддается.

— Спасибо, что не поменял замки!

Тишина в ответ.

Прохлада.

Из моей комнаты янтарным потоком течёт солнечный ручей: зажигает искрами пыльный воздух, очерчивает дрожащие тени на полу. Я с удовольствием прыгаю кроссовками по тряпке, закрываю дверь и кидаю ключи на тумбочку.

— И особенное спасибо за то, что не появляешься дома!

Рюкзак получает под зад и улетает к софе. На вешалку баскетбольными трехочковыми летят шапка, перчатки и шарф.

Оп-ля.

Мой взгляд упирается в розовую записку на зеркале — короткое и емкое «Извинись». Ниже прилепилась зелёная бумажка, в центре которой нарисовали веселую лягуху. Лягуха говорит: «Ква-а, какие грязные ботинки». Бумажка ничего не говорит. Она давно побледнела и свернулась по бокам, но у меня не поднялись руки ее содрать. Да, когда-то Диана рисовала такие записочки, когда-то давным-давно, в позапрошлой жизни.

Я без удовольствия вспоминаю о просьбе Вероники Игоревны. С шумом втягиваю носом воздух и снимаю кеды. Топаю на кухню.

Просьба идет следом.

Всхрапывает светло-бежевый холодильник, и металлическая дрожь волной проходит по его корпусу. За девственно чистыми окнами вспархивает на бельевой верёвке батина рубашка. Солнце просвечивает сквозь белую ткань масляным шаром и согревает мое лицо.

Я дергаю створку и впускаю в форточку колокольный звон к вечерней службе. Следом проникает вкусная свежесть: соскальзывает на пол, покусывает щиколотки.

Весна.

Мои пальцы пробегают по берестяному магниту «Мурманск» на холодильнике и стискивают ручку. Резиновый уплотнитель на дверце чавкает, лицо обдаёт инеем. На стол, словно киты на берег, выбрасываются пакет майонеза, батон черного и шмат конской колбасы. Я щелкаю кнопкой чайника и носом, как дельфин, тычу в телефон — снимаю блокировку.

Нет новых лайков? Мм… нет. Смиритесь, Артур Александрович, по числу отметок «Лѣпота» вам никогда не победить голую жопу Симоновой.

Я обрезаю корочку с куска «Бородинского» и одновременно прокручиваю новости в ленте. Мелькают черно-белые фото пирамид, выпуск «6 кадров» в постах Коваля. Сообщение о первом туркменском спутнике.

Вы никогда не задумывались, что в эпоху интернета самое страшное — не знать, какую новость выбрать? Вот ты крутишь и крутишь эту рулетку, пока не находишь любопытственный пост, а потом ловишь себя на предчувствии, что найдёшь лучше. И палец снова елозит по тачскрину — как загипнотизированный, как если бы физически не мог остановиться.

Мем о «Кровавой свадьбе», кодекс чести русского офицера. Новый выпуск подкаста Валентина. Лавандовые поля Франции.

Я резко прокручиваю назад. К центру экрана спускается фигура отца Николая: усталая, сутулая — будто ее тянет к земле грузный серебряный крест. Мой палец повисает над стрелочкой воспроизведения, качается в задумчивости влево-вправо и давит в экран.

Пиктограмма загрузки крутится раза три, будто балерина (вид сверху), и дед Валентина безмолвно открывает-закрывает рот. Я соображаю, что не включил звук, и втапливаю кнопку громкости в бочину мобильного.