— Вы думаете, это смешно? — в голосе Вероники Игоревны клокочет что-то древнее и темное. Словно из дикой чащи доносится рык. — Вы испортили окно ради глупой шутки.
В кабинете повисает тишина. Я устало вздыхаю, а Валентин изображает жест дирижера, который дает сигнал к началу мелодии.
— Это не наш класс. Еще до урока было, — робко говорит Олеся. Ей вторят остальные:
— Да, это не мы!
— Это «ашки», стопудово!
Вероника Игоревна холодно улыбается.
— Вы ведь даже не понимаете, сколько стоил гимназии этот кабинет, — говорит она. — Глупые, маленькие детишки. Глупые и…
— Вероника Игоревна, это не мы! — обиженно повторяет Олеся.
— «Не мы», «не мы»… — Вероника Игоревна с ненавистью разглядывает «четверку». — Раз всех так волнуют оценки… Показывайте лекарства.
Шуршит бумага, и класс белеет от страниц. Валентин передергивает плечами и вздымает вверх наш «Кветиапин». Я нервно щелкаю ручкой.
— Ирина Олеговна, Максим Сергеевич — «два». Шуберт умер. За «глюцин», — Вероника Игоревна прижимает ладонь ко рту и закрывает на секунду глаза, — с-спасибо отдельное. Гульнара Халидовна, Кирилл Геннадьевич — «два». Чайковский мертв.
По рядам прокатывается волна возмущения: вздохи, стоны и «да ну блин сколько можно».
— Ольга Леонидовна — «два»! — повышает голос Вероника Игоревна. — Наталья Станиславовна — «два»! Гауф мертв. Наталья Викторовна и Розетта Никифоровна… «три» — за юмор. Кардиостимулятор, вероятно, помог бы Рафаэлю, но к лекарственным веществам он никак не относится.
— Да неужели? — шепчет Коваль.
— Кирилл Гаврилович — «два», — глядя на него, чеканит Вероника Игоревна. — Денис Олегович — «два». Вы не вылечили Шуберта, а добили. Артур Александрович и Валентин Николаевич…
Живот у меня скручивает от страха, я с щелчком вжимаю кнопку в корпус ручки.
— … «пять», несмотря на бесстыдное опоздание и на то, что буква «В» пишется в другую сторону. Печаль Ван Гога не будет длиться вечно.
— Ну, конечно! — шепотом возмущается кто-то.
Я нервно усмехаюсь, бросаю ручку, хватаю наш «кветиапин» и понимаю, что действительно отразил «В» в невидимом зеркале.
Честное слово, это от недосыпа.
Валентин театрально поднимает кулак в мою честь.
— Мужик-опоздун. Вылечит всех, даже если его об этом не просят.
Олеся и ещё тройка девушек поворачиваются в мою сторону. В штанах тут же деревенеет, прыщи на лице чешутся, и тело делается чужим, корявым. Мне и эта «пятерка» кажется чужой. Будто не я занимался, не я читал, не я смотрел видеолекции, подкинутые Вероникой Игоревной — а подействовал четыре года назад ритуал Дианы. Ум понимает, что это невозможно, что магии не существует, но некий червячок сомнений вновь обвивает мое ухо и шепчет тихо-тихо:
— Ты не заслужил. Не заслужил. Не заслужил.
Почему он не заткнется?
Почему?
Насчет опозданий. Эээ… да.
Во-первых, Северо-Стрелец запихнули так близко к полярному кругу, что будильник звонит если не в темноте, то в сумерках. Во-вторых, мы живем в типичном российском постапокалипсисе: электричества нет каждые четыре месяца, а отопительная система ломается с первыми же заморозками. Вылезать из-под одеяла не хочется вдвойне. Поэтому я на ощупь нахожу сотовый, нажимаю «отложить» и тут же засыпаю, хотя в сотовом будильники у меня идут через пять минут.
7:25
Будильник, каждый…
7:30
Будильник, каждый…
7:35
Будильник, каждый…
7:40
Будильник, каждый…
7:45
Будильник, каждый…
7:50
Будильник, каждый…
7:55
Будильник, каждый…
8:00
Будильник, каждый…
Если откладываешь один будильник, а потом другой и третий, то они копятся, как снежный вал, и ВЕРЕЩАТ. В критический момент нейрончики догадываются, что проще встать, чем заткнуть этот пиликающий оркестр, и вываливают ноги на пол. Голова не поднимается, глаза не открываются, и пальцы до синяков оббивают углы. Холод собачий. Батареи еле греют, ибо снова прорвало теплотрассу. Зубы ломит от студеной воды, одежда чуть не в инее. В холодильнике мышь повесилась, и тараканы тоже повесились, потому что батя в командировке, а вечером лень обуяла идти в магаз. И вот голодный, сонный, окоченелый ты плетешься в гимназию.
А я же не ботан и не бегу на учебу сломя голову. Зимой мне нравится трескать лёд в лужах, весной — давить шишки на набережной (они так кла-ассно хрустят), и в любое время года — гладить собак, которых встречаются по пути.
Ну, вы поняли: Артур Александрович — хронический опоздун.
Сегодня объединились три факта: будило не зазвонило, зубная паста не выдавливалась, а мужик у гимназии принёс документы Веронике Игоревне и встретил такое яростное сопротивление охраны, что я вызвался помочь.
К чему я это. Сегодня хотя бы нашелся весомый повод.
Вероника Игоревна танком идет по оценкам: налево и направо летят параши, пятеры, трюнделя. «Четверки» отсутствуют, и это настораживает. Не хотелось бы, чтобы у Вероники Игоревны снова начались проблемы. У нее получаются действительно интересные уроки, когда она пребывает в хорошем настроении и не устраивает на занятиях Донбас.