Волк в ее голове. Книга I

Мне представляется Диана, уходящая по меловой дороге.

Уходящая в тлен, в пустоту, в распад — без надежды вернуться.

В разбитом стекле отражается бледная сценка: ветер хлопает полами куртки несуразного, с бычьей шеей парня, зарывается в его «нацистскую» прическу. На плече у парня дремлет зубастый рюкзак, в рюкзаке мертвым грузом лежат ключи Вероники Игоревны.

Достать бы их, войти. Но как? В присутствии чертовых «Трех Ко»?

Я провожу рукой по лицу, по голове — словно этим движением сниму наваждение. Увы, дыра в окне не исчезает, и мои пальцы бессильно вспахивают собственные волосы.

— Лесь, — просит Валентин. По тону ее имя звучит как «стоп», «хватит». Я оглядываюсь и вижу, что Олеся отошла к дороге и снимает нас на сотовый.

— Такой дом фотогеничный, — возражает она. — Лавкрафтовский.

— Мистический, — вторит Коваль.

В другую минуту я бы разозлился на них, подобрал бы пару крепких выражений, но сейчас внутри пусто. Словно бы все эмоции упаковали в картонные коробки, заклеили скотчем и прикрыли белыми, хрустящими от крахмала простынями.

— Лесь! — «стоп» в голосе Валентина звучит еще отчетливее, взглядом он показывает на меня. Я делаю вид, что не заметил этой сценки. Слишком неуютно от нее, и, хотя Олеся выключает камеру, облегчения не приходит. Словно бы отекло что-то в душе или в солнечном сплетении. Отекло и потеряло чувствительность.

Интересно, когда Диана убирала вещи перед уходом, у нее внутри так же онемело?

Как во сне, я достаю телефон, прокручиваю список контактов и нажимаю вызов.

— Данный номер не обслуживается, — сообщает автоответчик сотового оператора.

Семнадцать раз я звонил Диане и последние девять из них слушал этот ответ. Я его ненавижу. Я хочу расчленить его, распихать по черным мусорным пакетам и утопить в Кижне.

— Хватит тут околачиваться! — раздается старушечий крик. Ниже по дороге, у березовой рощи, проступает силуэт женщины.

— Вы знаете, где семья из этого дома?! — спрашивает Валентин.

— Никого не знаю! Идите!

В ответ хочется надеть на всех по гирлянде и барабану и маршировать военным парадом. Назло. Это же лучший стимул на свете — делать назло тупым, как бараны, людям.

— Знаешь, я тут был пару раз, — неожиданно говорит Валентин.

— Че? — мое лицо собирается в гримасу сомнения. — В смысле?

Олеся и Коваль синхронно поворачиваются к нам.

— Дед брал меня с собой. Ну, после того, как Мадам Кюри ушла из пустыни.

— Да зачем?

— Не знаю, может, он хотел, чтобы я с ней подружился, — Валентин пожимает плечами.

— В смысле? — глупо повторяю я.

— Не знаю!

— И че вы делали?

— Ну, приходили. Что ещё? Он говорил с мадам Кюри. Я сидел в комнате твоей…

— Не надо ее обзывать…

— … ДИАНЫ.

— Сидел?

— Сиднем. Несколько раз. Приносил ей какие-то конфетки, шоколадки. Предлагал помочь с уроками. Приносил книжки. Дед говорил долго. Я сидел долго. Угадаешь, что она делала все это время?

В голове мелькает ответ, но я почему-то оставляю его при себе и качаю головой.

— Молчала, — Валентин странно улыбается. — Всю дорогу. Как вот пытала меня этой тишиной. Сидела, смотрела. И молчала. Молчала.

Над взморьем повисает тишина, изредка прерываемая ветром. Словно Диана незримо проходит между нами и околдовывает всех заклинанием немоты. Я открываю рот, хочу что-то ответить Валентину, но так и не нахожусь с подходящими словами.

В джинсах вибрирует сотовый, подводя невидимую черту под разговором. Ловит алый закатный луч и будто тяжелеет, наливается свинцом — номер оказывается незнакомый.

Я осторожно спрашиваю: «Алло?».

— Федеральное агентство «Башня». Семья вашего друга должна нам денег, — произносит монотонно, с ровными паузами девушка. Так, будто она привыкла общаться с глуховатыми, глуповатыми людьми.

Я моргаю и с удивлением смотрю на телефон. Медленно подношу к уху.

— Ч-че?

— Это только начало, — спокойно, без намека на угрозу говорит девушка.

Меня хватает лишь на второе, еще более невразумительное «че?», но внутри уже поднимается волна раздражения.

— Им никуда не скрыться. Мы их найдем. Они ограничили доступ к своим страницам. Мы знаем адрес. Мы знаем все контакты. Из города они не уехали. Передайте им, чтобы отдали кредит. Пусть боятся и опасаются.

У меня искрой проскакивает мысль, что девушка читает текст-заготовку.

— Кто там? — беззвучно, одними губами спрашивает Валентин.

Я качаю головой, мол, не заморачивайся, и усмехаюсь в трубку.

— Вы серьезно?

Знаю, что серьезно. Знаю, что уже звонили всем, кого нашли, и повторяли этот текст до тех пор, пока он не утратил эмоциальный привкус, не превратился в пресную словесную жвачку.

— Мы серьезны. Если поможете «выбить» деньги, оставим в покое, получите долю. Если нет — пеняйте на себя.

— Вы… — Я набираю воздух. — Вы со своими угрозами смехотворны.

— Посмеемся, когда в ближайшее время найдут их трупы.

— Я звоню в полицию! — кричат от березовой рощи.

Валентин что-то отвечает назойливой соседке, но мой слух уже не различает слов: от угроз о трупах, от ора бесчувственный отек внутри меня начинает лопаться, и голос ощутимо дрожит:

— Да мне насрать, че у вас там, а вот я могу… за такие слова, знаете что? Я… в полицию!..