Волк в ее голове. Книга I

Не слушая ответную ругань Мухлади, я перевожу дыхание и протягиваю руку за распечаткой.

Еще вдох.

Еще выдох.

Открываю глаза.

Сон десятый Она

Мы всегда запаздываем. Всегда чуть позади. Всегда немного в прошлом в нашем осознании настоящего — ведь сначала оно случается, и только потом реагируют глаза и уши: переводят свет и звук в импульсы и отправляют в путешествие по нейронам. Скорость передачи огромна, ни один компьютер не сравнится, но конечна. Вот и образуется эта пауза, этот промежуток.

Это опоздание.

Я до боли осознаю, что опаздываю. Опаздываю бесповоротно. На долю. На мгновение, но уступаю неумолимому течению жизни, и теперь, в отчаянии гонясь за ним, несусь вперед — из кабинета, из полиции, вдоль по улице.

Здания из красного кирпича и бетонные заборы сливаются в серо-бурое беспросветное месиво, в нос лезут запахи сырости и тления, в уши — механический женский голос:

— Данный номер больше не обслуживается.

Я беспрерывно набираю Диану — но ответ один:

— Данный номер больше не обслуживается.

— Данный номер больше не обслуживается.

Мне плохо. Хочется присесть и сунуть два пальца в рот, и ледяным червем — даже не в разум, а куда-то в глотку — вползает воспоминание о Холме Смерти: северное сияние, жгучий мороз, свист.

Нет, Диана, не подействовало твое колдовство. Оно вообще не действует, потому что в нашем мире нет магии. Ни святых, ни Богов, ни спасительной кнопки, ни спасительного слова. Никто не поможет, когда твоей матери опять стукнет куда-то уехать или когда перед внутренним взором вздуется перемолотое лицо: кости, мозги, опухшие веки зеленовато-синих оттенков. Выдавленный черный глаз, вытекший зрачок.

Прядь рыжих волос.

«Не Дианы», — сказал я Мухлади. Сказал так твердо, как только мог: что этот выдавленный черный глаз не принадлежит Диане, что рыжие волосы и пятна родинок на руке — не Дианы.

— Данный номер больше не обслуживается.

Не Дианы.

Не Дианы!

Я замедляю шаг, затем и вовсе останавливаюсь. Через минуту, долгую и тревожную, как гудок парохода в тумане, перестраиваю в голове маршрут, перебегаю дорогу и вжимаю кнопку вызова в трещащий корпус телефона.

— Данный номер больше не обслуживается.

Наверное, Диана не оплатила.

Рано или поздно положит деньги на счет и ответит.

— Данный номер больше не обслуживается.

Точно, ответит.

Когда меня засасывает в себя Шестая линия, небо наливается тенями. На стене жестокой насмешкой чернеет предвыборное фото местного депутата с лозунгом «Мы научим вас быть счастливыми», у дверей бара все так же морщится на ветру объявление Дианы. Рядом темнеет плакат «Фекального вопроса».

Диана приходила сюда. Диана сюда вернется.

А я дождусь.

Пройдусь между полупопиями дверей и невидящими взором посмотрю на сумрачный зал, на танцующих. Закажу «спрайт», глотну, не чувствуя вкуса. В уши и спину ударит гитарный перегруз.

Пройдёт десять минут. Двадцать.

Диана не перезванивает и не появляется.

Тридцать минут.

Я выхожу к объявлению и в сотый раз набираю ее.

— Данный номер больше не обслуживается.

Меня разбирает нервный смех.

Сорок минут.

Снова выхожу на улицу, к объявлению, снова осматриваюсь по сторонам. Нет Дианы. Только пьянчужка в подворотне ссыт на машину с рисунком башни на крыле. Я возвращаюсь в бар.

Час.

Полтора.

Передо мной вырастает шеренга бутылочек «Спрайта». Кошелек пустеет, зал пустеет, и бармен все чаще отправляет Артура Александровича «делать уроки».

Я огрызаюсь, что уже взрослый, и упрямо жду. Жду и жду, но в животе нарастает неотвратимый холод понимания: Диана…

Нет!

Она была здесь и появится снова.

В два часа меня выгоняют на улицу. Я чувствую себя так, будто пьян. Будто не «спрайт» глотал, а пиво или водку, и теперь в мозгах образовалась невесомость, и реальность куда-то выскальзывает склизким ужом.

Нависают улицы, насосные подстанции, гаражи. Гудит ветер, челюсть трясёт от холода.

Диана придёт.

Я отчаянно сторожу ее объявление. Тело бьет озноб, щеки горят. Перегруженный «спрайтом» мочевой пузырь напоминает о себе глухой болью. К трём ночи он так молит о пощаде, что я иду в подворотню, где сгрудились угрюмые пакгаузы и стенает машинная сигнализация. Поначалу мерещится, будто сирена завывает лишь в моей голове, но с каждым шагом звук приближается — разрастается, заполняет пустые улицы, резонирует и бьет молотом по барабанным перепонкам.

Из канализационной решетки валит пар, сквозь белые клубы которого проступает табличка адреса. Если верить ей, это 6-ая линия, 31 дом.

Замечательно. Вот на него-то и нассым.

В полумраке обрисовывается силуэт визгливого автомобиля: одно колесо приспущено, на дверце светится люминесцентная наклейка с каменной башней.

Или нассать на машину?

По инерции, как древний автоматон, завод которого никак не закончится, я подхожу к стенке и расстегиваю ширинку. Раскалённая струя ударяет в бетон и растекается веером к земле. Почему-то именно в этот момент меня прорывает — горло сдавливает, по щеке сбегает горячая слеза.

Диана объявится.

Диана объявится!

Диана…