Волк в капкане

— Мне сегодня просто невероятно повезло, — он восхищенно смотрел на нее. — Не исчезнуть ли нам отсюда? Как насчет ужина? Здесь, в «Савойе», превосходный ресторан.

— Правда? С удовольствием, — Рита, не задумываясь, взяла его под руку. Поесть можно было и здесь, на приеме, но их обоих интересовала отнюдь не еда.

* * *

С этого дня все началось. Красавица фотомодель стала любовницей молодого банкира. Они не скрывали ни от кого своих отношений, с удовольствием появлялись вместе на публике, если позволял график работы Риты, вместе ездили в деловые поездки и на отдых. Вместе они побывали в Лондоне, Нью-Йорке, Токио, Париже, Рио де Жанейро, островах в Карибском море. Вернера не волновало мнение Анн-Франсин, которая оставалась одна в Берне, в огромном доме, где никто ее не любил и где она никому не была нужна. Ее дочерью занимались три няни — две дневных и одна ночная, что для молодой женщины было облегчением. Муж, открыто живущий с другой женщиной, не заслуживал того, чтобы у его ребенка была мать. Что касается грудного молока, которым она должна была кормить ребенка, так оно очень удобно пропало примерно через неделю после ссоры.

Дочь графа, она же — отвергнутая жена молодого красивого банкира была обречена блистать в любом обществе и нигде не могла оставаться незамеченной. В высших кругах запада Швейцарии какое-то время одной из любимых тем разговоров был спор — кто красивее — законная жена или любовница Ромингера? Мнения расходились в зависимости от того, какие женщины были по вкусу тому или иному спорщику. Кто любил блондинок — делал выбор в пользу Анн Франсин. Кому нравились брюнетки — голосовал за Риту Бонаджунто. Обе женщины никак не комментировали ситуацию, в которую их поставил Вернер. Рита говорила, что любит его. Анн Франсин вела себя по-аристократически сдержанно и отчужденно. Казалось, она поставила себе целью всеми способами превзойти соперницу. Она умела себя держать. У нее был изысканный вкус. Она дружила с самыми маститыми парижскими и миланскими кутюрье, которые лично занимались ее гардеробом. Семейные обязанности ее не обременяли, в деньгах неверный муж ее не ограничивал, и Анн Франсин в конечном итоге неплохо устроилась.

Настал июнь. Четырехмесячная Джулиана была для Анн Франсин все равно что чужой ребенок, мать не видела ее неделями. Этого нельзя было сказать о молодом актере Жане-Сесиле Лафорнье, с которым молодая женщина появлялась на публике уже почти месяц. Колонка светской хроники постоянно уделяла им внимание.

В один прекрасный день в кабинет Вернера зашел Лоренц Ромингер, его отец и председатель правления банка. Это было событие из ряда вон. В отдел сына он заходил очень редко, если не сказать никогда. На самом деле, Вернер был так удивлен, что разлил свой послеобеденный кофе с коньяком, к которому в последнее время пристрастился.

— Привет, папа. Что-то случилось?

Он не обратил внимание, что в руке Лоренца зажата свернутая в трубку газета с цветными иллюстрациями.

— Что могло случиться? — сухо спросил Лоренц. В свои пятьдесят два года он был одним из самых влиятельных финансистов Швейцарии. Счастливо и давно женатый, он не одобрял образ жизни сына и тем более — невестки.

— Если ты хочешь напомнить мне, что сегодня двадцатое, а «Готц и Хойтман» просили о недельной реструктуризации…

Властным жестом Лоренц остановил сына:

— Я доволен тем, как идут дела в твоем отделе, и не собираюсь вмешиваться в твою работу. Я полагал, что ты достаточно взрослый для того, чтобы можно было вообще не вмешиваться в твою жизнь. Похоже, я ошибался.

— Папа…

— Говорить буду я. Я молчал, когда ты женился на женщине, которая тебе совершенно не подходит. Я ни слова не сказал, когда ты закрыл долг Сен-Брийена из семейных средств. Я ничего не замечал, когда ты бросил на произвол судьбы собственную дочь и протащил наше имя по всем газетам, начав эту идиотскую связь с манекенщицей. Но больше я не намерен делать вид, что все превосходно. Читай!

Вернер уставился на газету, которую отец швырнул на стол перед ним. Он не решался взять ее в руки, будто она была пропитана ядом кураре. Лоренц повысил голос:

— Давай же, смотри, к чему привело твое легкомыслие! Ты забыл, что для банкира главный капитал — это его репутация? Она должна быть снежно-белой, без пятнышка, а ты вместе со своей девкой извалял свою репутацию в грязи, и теперь это же делает твоя жена! И я сегодня же желаю знать, какие меры ты принял к тому, чтобы она прекратила позорить через тебя мое имя и разваливать мой бизнес!

Молодой человек неохотно взял газету, стараясь унять дрожь в руках. Это не удалось — страница с треском порвалась до середины. Он увидел колонку, очеркнутую красным карандашом.