Уже не впервые он замечал, что за пределами спальни у них не так уж много общего. Да, она красива как картинка, нежная и страстная любовница, но от женщины, которую Вернер сделал своей женой, он хотел большего. Подумав об этом, он пожал плечами: если он женился на «неподходящей» женщине, в этом никто не виноват, кроме него самого. Его никто не принуждал к браку, он сам не захотел подождать немного, чтобы узнать ее получше. Его так ослепила ее красота и захлестнуло страстное желание сделать ее своей, уложить ее к себе в постель и овладеть, что он отбросил здравый смысл и сделал необдуманный шаг, в котором теперь начинал раскаиваться. Он вспомнил то, что сказал ему Дав, и не смог не согласиться: в брак он вступил, руководствуясь не разумом, а своим мужским естеством. Впрочем, Вернер не сильно переживал: их страсть еще не успела остыть, они по-прежнему желали друг друга и занимались любовью по несколько раз в день, а теперь, когда у них будет малыш, они получили еще один шанс обрести счастье.
Шло время, Франсин полнела, плохо себя чувствовала, в сентябре доктор заявил, что существует угроза выкидыша, и дал понять, что Вернеру лучше держаться от супруги подальше, если он не хочет, чтобы она потеряла ребенка. Он перебрался в одну из спален для гостей. Впрочем, он не роптал: перспектива стать отцом была для него не менее дорога, чем нежное лоно супруги. Тем не менее, они еще сильнее отдалились друг от друга.
В феврале Франсин родила дочь. Малышка Джулиана была здоровая, но очень некрасивая и невероятно капризная, и мать была к ней совершенно равнодушна, пока не заметила у дочери то, что заставило ее с криком ужаса уронить ребенка. У девочки, которой уже успело исполниться 2 месяца, были разные глаза. Один, как у всех младенцев, темно-синий, другой, непонятно почему, светло-серый. С тех пор Франсин наотрез отказалась даже прикасаться к дочери. Вернер, обожавший малышку такой, какая она есть — некрасивая, злонравная, а вот теперь еще и разноглазая, уговаривал жену образумиться, как только не пытался ее улестить или пригрозить, а под конец наорал на нее и чуть не ударил, но все без толку. Франсин рыдала, грозилась подать на развод и покончить с собой, но от ребенка шарахалась.
Замахнувшись, Вернер остановился. Рыдающая жена, малышка, равнодушно взирающая на безобразную сцену разными глазами, он сам, взбешенный и готовый разорвать на куски мерзкую бабу, которая без оглядки бросает собственную двухмесячную дочь… Он отвернулся и выскочил из дома. Сбегая по лестнице в холл, пересекая двор, садясь в свой Бентли и выезжая на улицу, он думал, что будет дальше… Развод. Называть и дальше своей женой эту холодную эгоистку?! Чертов Дав Шнеерзон был прав. Почему он, умный, хладнокровный Вернер Ромингер, до сих пор совершавший в жизни только правильные и логичные поступки, свалял такого дурака и женился на женщине, настолько непохожей на него?! Эти чертовы де Сен-Брийены вечно втягивают его в неприятности. Впрочем, не женись он на ней, на свете не было бы его обожаемой разноглазой принцессы… Наверное, все к лучшему. Джулиане он наймет легион нянь… Нет, не надо легион. Одну, но хорошую — лучшую, которую можно купить за деньги. Такую, которая могла бы заменить мать. Сам он будет проводить с дочкой больше времени… Станет хорошим отцом, будет заниматься ее воспитанием. Франсин он хорошо обеспечит и разведется с ней, опеки над дочерью она будет лишена… Но ребенку нужно материнское молоко. Франсин, конечно, попробует отказаться от необходимости кормить Джулиану. Но он ее заставит… При мысли об очередной ссоре с женой ему стало дурно. Впрочем, молоко можно сцеживать. Наверняка Джулиане будет полезнее пить сцеженное молоко из бутылочки, которую будет держать в руках он сам или няня, чем сосать грудь нелюбящей матери. Ну ладно, пока Джулиане нужно материнское молоко, развода не будет. А он сам?
Ну, со мной-то все будет в полном порядке, — с ухмылкой подумал Вернер. Я буду образцовым папашей и чертовски хорошим банкиром. А в свободное время… На свете полно еще красивых женщин.
В банке его, как всегда, ждала куча дел.
Около полудня к нему в кабинет прискакал взмыленный Дав с какими-то счетами-фактурами для форфейтинга. Вернер ослабил узел галстука и откинулся на спинку кресла:
— Ты чего такой встрепанный?
— Я-то? Ну здрасте, загрузил делами по самые гланды, а потом спрашивает, чего. Ты вот что. Сегодня вечером что делаешь?
— А что? — с готовностью спросил Вернер.
— Слышал когда-нибудь про «Битлз»?
Вернер подумал и осторожно сказал:
— Это какая-то группа. Поют или…
— Ты меня с ума сведешь! «Поют или»! Между тем, на дворе 1965 год!
— Ну и? — нимало не смутившись, спросил Вернер. — Ты вон в банке уже лет 6 работаешь, а все еще не знаешь, что для оформления форфейтинга еще и аккредитивы нужны.
— Короче, так, — Дав с присущей ему абсолютной бесцеремонностью уселся на Вернеров стол. — Они, понимаешь, сегодня дают концерт в Монтре. А потом будет прием. Помимо всего прочего, мы с тобой оба там обязаны быть. Босс распорядился.