Волк в капкане

Отто не стал спрашивать разрешения — он ласково и осторожно прикоснулся к ее щекам, пропустил пальцы через ее волосы и мягко отвел их ей за спину. И опустил взгляд на ее груди. Чудесные, круглые, крепкие груди с розовыми сосками, от которых он тут же потерял те жалкие остатки разума, которые у него еще оставались к этому моменту. Он мягко повлек ее от задрапированного голубыми плотными портьерами окна — туда, где в полумраке большого, уютного номера стояла большая кровать, застеленная белоснежным бельем. Рене доверчиво подчинилась, и через несколько секунд они оказались на постели. Он припал губами к ее груди, сначала правой, потом левой — какие сладкие, нежные, пышные… Он сжал между пальцами ее соски, посылая по ее телу вспышки сладчайшей боли, и ее первый тихий стон свел его с ума. Он ласкал ее тело губами и руками, пока не спускаясь ниже пояса. Частично — потому, что инстинктивно чувствовал, что она совсем еще зеленая в этом деле и спешка может ее напугать, частично потому, что он часто заводил девушек некоторой медлительностью и смакованием в начале, чтобы ввести в экстаз неудержимым, агрессивным натиском позднее. Рене запустила пальцы в его волосы, прижимая его к своей груди… что он делал с ней… никогда не испытывала такого раньше. Она громко застонала, и Отто, продолжая ласкать губами ее грудь, позволил своей руке скользнуть ниже. Ребра, ложбинка между ними, плоская равнина живота, нежный овальный пупок. И вот кромка трусиков. Давно пора от них избавиться… И от его трусов, разумеется, тоже, тем более, что ему с самого начала было в них слишком тесно, слишком жарко. Легче, легче, не гони… сначала он позволил себе притронуться к ней через шелк и кружево. На ощупь сухо и холодно, но это пока. Черт, он хотел большего, чем этот жалкий петтинг через трусики! Но он чувствовал ее, и только поэтому заставлял себя не спешить. Она сжала ноги на полсекунды, но тут же доверчиво развела, позволив его руке накрыть себя. Поглаживание, легчайший нажим сквозь натянувшийся шелк… С ее губ сорвался тихий, чуть слышный стон. Отто снова втянул в рот ее упругий, крепкий сосок, сжал, и стон превратился в тихий вскрик. «Да!» Он гладил ее, пока не почувствовал сквозь тонкую ткань, что она уже готова к большему. И тогда, снова не спрашивая разрешения, Отто снял с нее трусики. Наконец он видел ее обнаженной. Полностью. Она тихо охнула, поняв это, но то, что он делал с ней, было так чудесно…

Прикосновение уже впрямую, безо всяких преград… горячая, влажная плоть под пальцами… она выдохнула его имя, как молитву… его самоконтроль давно висел на волоске, на грани… Отто пылал, горел, но все же последним отчаянным усилием удерживал себя от чрезмерной спешки… Она должна испытать это прямо сейчас. Он заставит ее… Он поцеловал ее в уголок рта, подбородок, в шею… Рене застонала, когда его губы легко скользили по ее горлу вниз. Сладко, сладко, хорошо… Дальше вниз, между грудей, через живот… она слишком поздно поняла, что он собирается сделать. А, поняв, смущенно вскрикнула и попыталась сжать ноги, оттолкнуть его. Нет… нет… да! О Боже, да! Он прильнул к ней горячими губами, он делал с ней чудеса, он сводил ее с ума. Она выкрикнула его имя, выдохнула и не могла вдохнуть… холодная и одновременно горячая, обжигающая волна подняла ее… Отто ощутил мощную пульсацию, надавил сильнее… еще… Да, моя малышка, да, давай же!

Ее тело содрогнулось, она выгнулась навстречу ему, закричала. Он подождал, пока она успокоится, и обнял ее нежно и осторожно. Она лежала, прижавшись к нему, вся мокрая, дрожащая, и он в жизни не видел ничего более прекрасного. Ее ресницы были мокрые, она посмотрела на него затуманенными глазами.

— Ты такая сладкая, — прошептал он. И поцеловал ее в губы. Она вспыхнула от смущения и попыталась отвернуться от его поцелуя… но он не позволил. Теперь он уже мог по-настоящему взять ее. Он тоже заслужил свой пирожок. Он улыбнулся, уткнувшись в ее шею.

— Малыш, а ты знаешь, что мы еще не закончили?

Она хихикнула:

— Догадываюсь. А это будет также…

— Давай посмотрим, — он мигом положил ее на спину и навис над ней на руках, весь дрожа от нетерпения. Сейчас, сейчас, о да… Она была такая мокрая и скользкая, что он со своими солидными габаритами смог войти легко и почти безболезненно для нее. Боже, какая она замечательная — такая тугая, горячая. Он знал, что она будет тесной и узкой, и ожидал, что встретит препятствие, которое собирался быстро и аккуратно устранить. Но его не было. Отто заставил себя на секунду притормозить, чтобы дать ей возможность привыкнуть к нему. Большой… распирание, растяжение… привыкла… Крик боли уступил место стону удовольствия. Девушка зачарованно смотрела на лицо Отто, до чего он прекрасен… Сейчас — особенно… Затуманенные глаза, капельки пота на лбу и переносице, нижнюю губу закусил, о, мой любимый, любимый…

Он заставил себя на секунду остановиться и сказал, тяжело дыша:

— Слушай… Я в первый раз долго не смогу. Правда. Прости. В следующий раз все будет как надо.

— Да? — озадаченно спросила она. — А как надо?

Он застонал: