— А я у него никогда не брал денег. Поэтому я и выиграл машину в карты.
— Не поняла.
— До этого бимера у меня был опель-кадет старше меня самого. Такая ржавая каракатица, которая разваливалась на ходу. Я ее все время чинил. А купить ничего не мог, даже если вдруг у меня деньги были — все тут же решили бы, что папа помог. А в карты выиграть — другое дело. Если честно — я ради этого сжульничал. Вот так.
Рене пожала плечами:
— Для этого тоже надо иметь много ума. Что ты умный, я поняла. Да и врешь ты все. Ты бы не сжульничал. Я умею играть в покер. Там не сжульничаешь.
— А что ты скажешь о крапленой колоде?
— Не верю, — решительно отрезала она. — Не было никакой крапленой колоды. Ты выдумываешь. В крайнем случае, просто старая.
— С чего ты взяла? — Рене обратила внимание, что он здорово завелся, глаза сверкали как огонь, он даже забыл о своей сигарете. Сидит на кровати такой роскошный парень и изо всех сил старается доказать, что он шулер, или жулик, или кто он там.
— Это на тебя просто не похоже. Ты порядочный.
— Да никакой я не порядочный, ясно тебе?
Она вспомнила его недавнее выступление перед номером, мол если не хочешь, поедем обратно и ничего не будет. Как же, конечно. Непорядочный.
— Ах, иди ты к черту. Что ты мне — пытаешься объяснить, что ты карточный шулер? Ага, я поняла и даже заплакала. Скажи, что ты там отмочил — запомнил рубашки, или пометил их, или что? И наверняка ты к тому же потом деньги отдал за эту машину. Что, не так?
Он вдруг засмеялся:
— Да. Отдал. А колоду я действительно просто запомнил. Она была старая. Мне пришел стрит, я вычислил, что у тогдашнего хозяина машины — каре, и раскрутил его. Мне просто было очень важно именно выиграть машину в карты. Тогда бы никто не прикопался, что это папа купил.
— Папа, — задумчиво повторила Рене. — У тебя с ним тоже плохие отношения?
— Что значит «тоже»?
— Ну мне показалось, что с мамой не очень…
— Черт, Рене, да вовсе они не плохие. Ни с кем. Я просто сам по себе.
— Но в другом городе… Неужели ты по ним не скучаешь?
— Угомонись. И хватит об этом, ОК?
Рене вздохнула, опустила глаза:
— Конечно. Просто я теперь поняла, что ты тоже совсем один, и мне от этого плохо.
Он мягко сказал:
— А мне как раз от этого хорошо. Ну и живу я один, зато сам себе хозяин, делаю что хочу, да я всю жизнь об этом мечтал. Я в 4 года попал в школу, пробыл там до 16-ти, а потом приехал сюда. Мне просто повезло. И лыжи, и… а ты знаешь такого Петера Дирхофа?
— Дирхофа? Погоди-ка… Да, знаю. Он ректор ШБ нашего универа.
— Ну вот. Он взял меня к себе на МВА на стипендию.
— Да ты и в самом деле умный, — засмеялась Рене. — Ой, погоди-ка… Я же тоже учусь в универе, правда, на другом факультете… МВА, точно, я о тебе, оказывается, довольно много всего слышала. Ты же известная личность.
Отто обреченно вздохнул:
— Представляю, что именно ты слышала.
— Ну разве что по тебе половина всех универовских девчонок сохнет, а с другой половиной ты будто бы уже успел переспать.
— Это было давно и неправда, — уверенно сказал Отто, привлекая ее к себе. — С этим покончено.
Он имел в виду, что ему надоело постоянно менять девочек, у него была Клоэ, которая всегда была под рукой, если ему нужно было стравить пар, да и проблем с ней было куда меньше, чем с кучей одноразовых. Но тут же подумал, что это все могло прозвучать так, что теперь он встретил Рене и больше ему никто не нужен, он ей типа пообещал хранить верность. Боже, с ним нечасто такое бывало — ляпнуть не подумав. Он тут же запереживал по этому поводу — ему вовсе не хотелось ее обманывать. И докладывать спецлегенду про Клоэ тоже было совсем не время. Вот чертовщина. Рене прищурилась:
— Подал в отставку? Чего так — решил стать паинькой, или молодежь подпирает?
Он расхохотался. Сестренка Брауна обладала легким, тонким ехидством, которое ему ужасно нравилось. Черт, ему в ней все нравилось. Особенно ее роскошное, соблазнительное тело. Он не представлял, как будет сматывать удочки, когда придет время. Как будет с ней расставаться. Он просто не мог сейчас об этом думать. Он опять хотел ее.
— Эти сопляки? Забудь. А что я паинька — это все правильно. Я правда паинька.
— Ага, когда спишь зубами к стенке.
Он усмехнулся:
— А знаешь, что у тебя родинка вот тут? — Его палец нескромно дотронулся до ее самого укромного местечка.
— Понятия не имела. А у тебя попа волосатая. Так должно быть?
— Ты меня уморишь, — расхохотался он. — Мужики, знаешь ли, вообще волосатые. Рене, нам с тобой надо бы решить одну вещь…
Она испуганно посмотрела на него. О чем это он? Отто закурил:
— Нам обратно ехать — сегодня или завтра?