Волк за волка

Яэль пыталась проглотить слова партизана, отмахнуться от них «до свиданием». Но они цеплялись, вонзая свои острые когти ей в плечи. Надежда. Странное слово. В ее прошлом это было светлое, легкое понятие. Сокрушенное так же легко, как палец под сапогом охранника. Но сейчас… сейчас надежда весила столько, будто сам Колизей рухнул на нее. Скрепленный цементом и страданиями. Кирпич и время, вливающиеся в грудную полость Яэль. Туда, где должно было быть ее сердце.

Улицы все еще оставались пустынными, когда Яэль возвращалась через площади с мерцающими фонтанами и скульптурами. Медная статуя фюрера, по-прежнему поблескивающая новизной, – Яэль подозревала, что когда-то это была статуя Муссолини, замененная вскоре после его убийства по приказу страдающего манией величия Гитлера – смотрела, как она шла, пустыми глазами. Потеки птичьего помета испещрили его щеки.

– Хороший прицел. – Яэль кивнула ближайшим голубям, плотно, плечом к плечу набившимся на оконный карниз базилики. – Так держать!

Она как раз собиралась повернуть обратно в переулок, когда услышала голоса. Яэль остановилась и прижалась к стенам церковного бастиона, слушая как три разных голоса торопливо говорили на немецком.

Патруль. Переулок был не таким скрытым, как она думала.

Пальцы Яэль вонзились в штукатурку. Она медленно продвинулась к углу, рискнула взглянуть. Солдаты сгрудились вокруг ее байка, как она и боялась. Ощупывали его кожу и хром, как стервятники мертвеца. Винтовки были перекинуты через плечо; глаза были хорошо скрыты касками.

Железный крест! Нарукавник со свастикой! Кофры были плотно закрыты, какими она их оставила – пряжки и ремни из кожи защелкнуты – но солдаты продолжали их ощупывать. Они разорвут сумку и найдут ее экипировку национал-социалистки – это был только вопрос времени. Сложат кусочки вместе. Все испортят.

Времени у Яэль не было. Написанные мелом минуты истекали: тик, тик, тик. Секунды, которые она не могла позволить себе потерять.

Она не могла позволить им увидеть себя в образе Адель. У Победоносной Вольф не было бы правдоподобного алиби для брошенного байка в переулке, столь близкого к контрольной точке. Любая история, рассказанная ею голосом Адель, была бы разобрана на части: мясо, сухожилия, кости. Они будут клевать, подбирать, клевать, пока не найдут просветы в «паутинке-обманке». Порвут на клочки в открытую.

У ее «Цюндаппа» не было отличительных признаков. Эти люди не смогут связать это происшествие с Адель Вольф. Нет, если это будет темноволосая итальянка, выбившая ногой из их запястья оружие.

Она все еще может выбраться из этой ситуации без потерь.

Пустые медные глазницы господина Гитлера наблюдали, как Яэль нырнула в переулок. «Хайль Гитлер!»

Они подпрыгнули при звуках ее голоса, как будто ее приветствие было настоящим выстрелом. Яэль потребовалась секунда, чтобы полностью осмотреть переулок. Трое мужчин. (Двое рядовых. Один сержант. Все приземистые и крепко сбитые.) Три винтовки. (Каркано[11].7.35 мм. Большая ударная мощь, опасная точность). Постиранное белье, развевавшееся над головой. Один тяжелый, тяжелый «Цюндапп».

Стоявший ближе всех солдат первым восстановил самообладание, единственным ответил на ее приветствие.

– Вы находитесь на улице после наступления комендантского часа, – сказал он на плохом итальянском.

«ВЕДИ СЕБЯ НЕ КАК ПУСТОГОЛОВАЯ ДЕВИЦА»

– Да. – Яэль остановилась под широкой простыней. Газовые лампы у дверей мерцали и сжигали воздух между ними. – Я по служебным делам. У меня есть документы.

Мужчины переглянулись. Оба рядовых сняли винтовки с плеч, но их поза стала расслабленной. Они не ожидали боя. А кто бы стал от девушки в одиноком переулке?

– Служебные дела? – Сержант заглотил ее наживку. Медленно подошел ближе.

Ближе.

Яэль взмахнула рукой. Ее пальцы вцепились в ткань и потянули. Простыня упала на сержанта лавиной хлопка. Рядовые закричали, оба изумленные, винтовки вжались обратно в плечи. Яэль не дала им никаких шансов прицелиться, когда бросилась на сержанта, встретившись кулаком с его грудиной. Споткнувшись, он наскочил на первого рядового. Оба полетели на землю клубком белой ткани.

Третий патрульный был медленным, его палец замерз на спусковом крючке. Яэль ногой выбила Каркано у него из рук и украла воздух из легких вторым ударом наотмашь. Он свалился на землю, задыхаясь.

Он был еще мальчишкой. Ненамного старше партизана, с которым она только что встретилась. Яэль видела, как неровно бьется его пульс, особенно пугающий на гладкой коже его горла.

Нож Яэль стучал в ножнах в сапоге. Ее П-38 был крепко прижат к грудной клетке.

Простые решения. Вечное молчание.

Влад обучил ее искусству убийства. Способы лишить человека жизни были бесконечны: ударить в висок, выстрелить в грудь, свернуть шею. Яэль в совершенстве овладела всеми. Она знала, где проходит граница – та тончайшая нить между землей живых и сумерками призраков – и как ее пересечь.

И несмотря на все свои знания и умения, Яэль еще никогда этого не делала.