Ранение Феликса выглядело намного хуже под лампами двора. Зазубренное старой кровью и грязью. Левый глаз был сшит с его бледными ресницами. Красная плоть резко переходила в синий, в фиолетовый, вообще в другой оттенок. Темный, как то, что спало внутри нее.
Этот вид ослабил Яэль. Но ей пришлось смотреть на него, потому что брат Адель стоял сейчас перед ней.
– Ты починил байк, – прошептала она.
– Я же сказал тебе, что смогу, – ответил он. – Только мне потребовалось три часа после того, как показался караван с поставкой.
Мертвая тишина. Колючие взгляды. Что он хотел, чтобы она сказала? Подобное этому было так далеко от извинений, и хотя сама Яэль сожалела, ей не
– Ты бросила меня посреди пустыни. Без сознания. – Но это деяние звучало еще ужаснее от того, как Феликс сказал его: в его голосе нарастало напряжение, сильнее, еще сильнее, пока не вспыхнуло красным, как его раненый глаз.
– Твой собственный
Кулаки Феликса сжались, когда он повернулся к Луке. Рычание – чистая ненависть, одни угрозы – поднялось из его горла.
– Никто не просил вас комментировать, Лёве.
– Считайте это подарком. – Глаза Луки метнулись к костяшкам пальцев другого юноши. Его губы изогнулись, как будто он только что прочел что-то, что его развеселило. – Вам действительно необходимо, чтобы медсестра Вильгемина взглянула на ваше лицо. Она замечательно делает перевязки. Нежные пальцы.
– Я одарю вас еще одним переломом носа, если вы не уберетесь отсюда. У меня в запасе есть все штрафные часы в мире. – Феликс дернул головой в сторону табло, где судья, следящий за временем, только что закончил писать мелом его официальное время:
Лука продолжал улыбаться, но его челюсть опасно сжалась. В пустынном воздухе между юношами плавали тестостерон и запах горячего двигателя мотоцикла. Резина и дизель и борьба.
На этот раз Яэль пообещала себе, что не будет их останавливать. Оба юноши были слишком большой угрозой для ее миссии. Ей будет лучше без них.
Но у Луки Лёве не было в запасе штрафных часов, и судья, следящий за временем, наблюдал за ними. Победоносный засунул свои кулаки глубоко в карманы своей коричневой куртки и пожал плечами:
– У меня и в мыслях не было порушить ваше маленькое семейное воссоединение. Хорошо поболтали, фройляйн. Давайте как-нибудь сделаем это еще раз.
Лука зашагал обратно к двери, к ярким электрическим лампам казармы и тучам насекомых, сверкающим вокруг них:
– Доброй ночи, Вольфы, – пожелал он, прежде чем исчезнуть полностью.
Борьба осталась на Яэль.
Мысленно она вернулась к последней ночи в Германии. Как близнецы стояли всего в нескольких шагах друг от друга, столкнувшись как бараны рогами. Руки Адель были скрещены. Яэль пересекла свои. Пыталась сымитировать тот бесчувственный, ледяной взгляд, когда смотрела на Феликса.
Гнев все еще присутствовал (скрывался в его сжатых кулаках, прорывался розовым через раненную половину лица), но это была не та же ярость, от которой пульсировала жилка на виске, которая угрожала разрушить Луку. Гнев был изменен и проверен. Безопасность включена.
Режим «сестра».
– Куда ты ушла? – спросил он.
Яэль сильнее скрестила руки. Будто дополнительное давление может успокоить ее разрывающееся сейчас сердце. Что она должна сказать ему? Сколь многое из лица Адель он видел на рынке? Достаточно, чтобы заставить его слезть с байка, преследовать ее… Он видел, как она купила шарф?
Хруст, хруст раздался от костяшек пальцев Феликса. Появившийся, пока он ждал ее ответа.
Труднее всего было распознать обман по умолчанию. Яэль решила рискнуть:
– Я прогулялась по рынку, чтобы немного подышать воздухом. Затем встретила Луку…
– Нет, – Феликс прервал ее. – Нет. Это не то, что я имел в виду. Где моя сестра?
– О чем ты говоришь? – огрызнулась она, как по ее мнению, сделала бы это Адель: крик за криком. – Я прямо здесь, дурак!
– Заигрываешь с Лукой. Пользуешься духами. А что ты делала в пустыне… Это не ты, Ада.
– Я не заигрываю с Победоносным Лёве. – Она нахмурилась от этой мысли.